Блокадники Ленинграда: голод и холод были страшнее авиаударов. Кто не голодал в блокадном ленинграде

Блокада Ленинграда – продолжавшаяся более двух с половиной лет осада одного из крупнейших российских городов, которую вела германская группа армий «Север» при помощи финских войск на Восточном фронте Второй мировой войны . Блокада началась 8 сентября 1941, когда немцами был перекрыт последний путь к Ленинграду. Хотя 18 января 1943 советским войскам удалось открыть узкий коридор связи с городом по земле, блокада была окончательно снята лишь 27 января 1944, через 872 дня после своего начала. Это была одна из самых долговременных и разрушительных осад в истории и, возможно, самая дорогая в отношении жертв.

Предпосылки

Захват Ленинграда был одной из трех стратегических целей немецкой операции «Барбаросса» – и главной для группы армий «Север». Такая важность обусловливалась политическим статусом Ленинграда как бывшей столицы России и русской революции , его военным значением как главной базы советского Балтийского флота, промышленной мощью города, где находилось много выпускавших армейское снаряжение фабрик. К 1939 Ленинград производил 11% всей советской промышленной продукции. Утверждают, что Адольф Гитлер был настолько уверен в захвате города, что по его приказу уже были напечатаны приглашения на празднование этого события в ленинградском отеле «Астория».

Есть различные предположения о планах Германии насчёт Ленинграда после его взятия. Советский журналист Лев Безыменский утверждал, что его город предполагалось переименовать в Адольфсбург и превратить в столицу новой Ингерманландской провинции рейха. Другие уверяют, что Гитлер намеревался полностью уничтожить и Ленинград, и его население. Согласно директиве, отправленной группе армий «Север» 29 сентября 1941, «после поражения Советской России нет никакого интереса в продолжении существования этого крупного городского центра. [...] Вслед за окружением города, просьбы переговоров о капитуляции следует отклонять, так как проблема перемещения и кормления население не может и не должна решаться нами. В этой войне за наше существование, мы не можем иметь интереса в сохранении даже части этого очень крупного городского населения». Отсюда следует, что окончательным планом Гитлера было сравнять Ленинград с землей и отдать районы к северу от Невы финнам.

872 дня Ленинграда. В голодной петле

Подготовка блокады

Группа армий «Север» двигалась к Ленинграду, своей главной цели (см. Прибалтийская операция 1941 и Ленинградская операция 1941). Её командующий, фельдмаршал фон Лееб, поначалу думал взять город сходу. Но из-за отзыва Гитлером 4-й танковой группы (глава генштаба Гальдер склонил перебросить её южнее, для броска Федора фон Бока на Москву) фон Леебу пришлось начать осаду. Он достиг берега Ладожского озера, пытаясь завершить окружение города и соединиться с финской армией маршала Маннергейма , ждавшей его на реке Свирь.

Финские войска были расположены к северу от Ленинграда, а немецкие подошли к городу с юга. И те, и другие имели целью отрезать защитникам города все коммуникации, хотя участие Финляндии в блокаде в основном состояло из повторного захвата земель, утраченных в недавней советско-финской войне . Немцы рассчитывали, что их главным оружием станет голод.

Уже 27 июня 1941 ленинградский совет организовал вооружённые отряды из гражданских ополченцев. В ближайшие дни все население Ленинграда проинформировали об опасности. Более миллиона человек были мобилизованы на строительство укреплений. По периметру города создали несколько линий обороны, с севера и юга, защищаемых в основном гражданскими лицами. На юге одна из укрепленных линий шла от устья реки Луга к Чудову, Гатчине, Урицку, Пулково, а затем через реку Неву. Еще одна линия проходила через Петергоф в Гатчину, Пулково, Колпино и Колтуши. Линия обороны против финнов на севере (Карельский укрепрайон) сохранялась в северном пригороде Ленинграда с 1930-х годов и теперь была возобновлена.

Как пишет Р. Колли в своей книге «Блокада Ленинграда»:

…К работам по постройке укреплений по приказу от 27 июня 1941 привлекались все мужчины от 16 до 50 лет и женщины от 16 до 45, кроме больных, беременных и ухаживающих за младенцами. Мобилизованные должны были работать семь дней, после чего следовали четыре дня «отдыха», в течение которых им следовало возвращаться на свое обычное рабочее место или продолжать учебу. В августе возрастные рамки были расширены – до 55 лет для мужчин и 50 – для женщин. Продолжительность рабочих смен также увеличилась – семь дней работы и один день отдыха.

Однако на самом деле эти нормы никогда не соблюдались. Одна 57-летняя женщина написала о том, что восемнадцать дней подряд по двенадцать часов в день долбила землю, «твердую как камень»… Девочки-подростки с нежными руками, пришедшие в летних сарафанах и сандалиях, должны были копать землю и перетаскивать тяжелые бетонные блоки, имея только лом… Гражданское население, возводящее оборонительные сооружения, часто оказывалось в зоне бомбежки или его расстреливали с бреющего полета немецкие истребители.

Это был титанический труд, однако некоторые считали его напрасным, уверенные в том, что немцы без труда преодолеют все эти оборонительные линии…

Гражданским населением в общей сложности было сооружено 306 км деревянных баррикад, 635 км проволочных заграждений, 700 км противотанковых рвов, 5000 земляных и деревянных и железобетонных ДОТов и 25.000 км открытых траншей. Даже пушки с крейсера Аврора перенесли на Пулковские высоты, к югу от Ленинграда.

Г. Жуков утверждает, что в первые три месяца войны в Ленинграде были сформированы 10 добровольных дивизий ополчения, а также 16 отдельных артиллерийских и пулеметных батальонов ополчения.

…[Городской партийный глава] Жданов объявил о создании в Ленинграде «народного ополчения»… Ни возраст, ни состояние здоровья не были преградой. К концу августа 1941 г. свыше 160.000 ленинградцев, из них 32.000 женщин, записались в ополчение [добровольно или по принуждению].

Ополченцы были плохо обучены, им выдавали старые винтовки и гранаты, а также учили изготавливать зажигательные бомбы, впоследствии получившие название «коктейль Молотова». Первая дивизия ополченцев была сформирована 10 июля и уже 14 июля практически без подготовки отправлена на фронт на помощь регулярным частям Красной армии. Почти все ополченцы погибли. Женщин и детей предупреждали, что, если немцы ворвутся в город, нужно будет забрасывать их камнями и лить им на голову кипяток.

… Громкоговорители непрерывно информировали об успехах Красной армии, сдерживающей натиск фашистов, но умалчивали об огромных потерях плохо обученных, плохо вооруженных войск…

18 июля было введено распределение продовольствия. Людям выдали продуктовые карточки, срок действия которых истекал через месяц. Всего установили четыре категории карточек, высшей категории соответствовал самый большой рацион. Сохранять высшую категорию можно было только за счет ударного труда.

18-я армия вермахта ускоряла бросок к Острову и Пскову, а советские войска Северо-Западного фронта отступали к Ленинграду. 10 июля 1941 Остров и Псков были взяты, и 18-я армия достигла Нарвы и Кингисеппа, откуда продолжала движение к Ленинграду с линии реки Луга. Немецкая 4-я танковая группа генерала Гёпнера, атаковав из Восточной Пруссии, к 16 августа после стремительного продвижения достигла Новгорода и, взяв его, также устремилась к Ленинграду. Вскоре немцы создали сплошной фронт от Финского залива до Ладожского озера, ожидая, что финская армия пойдёт им навстречу вдоль восточного берега Ладоги.

6 августа Гитлер повторил свой приказ: «Ленинград следует взять в первую очередь, Донбасс – во вторую, Москву – в третью». С августа 1941 до января 1944 все, что происходило на военном театре между Северным Ледовитым океаном и озером Ильмень так или иначе касалось операции у Ленинграда. Арктические конвои доставляли американский ленд-лиз и британские поставки по Северному морскому пути на железнодорожную станцию Мурманска (хотя её железнодорожное сообщение с Ленинградом было отрезано финскими войсками) и в некоторые другие места Лапландии.

Войска, участвовавшие в операции

Германия

Группа армий «Север» (фельдмаршал фон Лееб). В неё входили:

18-я армия (фон Кюхлер): XXXXII корпус (2 пехотные дивизии) и XXVI корпус (3 пехотные дивизии).

16-я армия (Буш): XXVIII корпус (фон Викторин) (2 пехотные, 1 танковая дивизия 1), I корпус (2 пехотные дивизии), X корпус (3 пехотные дивизии), II корпус (3 пехотные дивизии), (L Корпус – из 9-й армии) (2 пехотные дивизии).

4-я танковая группа (Гёпнер): XXXVIII корпус (фон Чаппиус) (1-я пехотная дивизия), XXXXI моторизованный корпус (Рейнхардт) (1 пехотная, 1 моторизованная, 1 танковые дивизии), LVI моторизованный корпус (фон Манштейн) (1 пехотная, 1 моторизованная, 1 танковые, 1 танково-гренадерская дивизии).

Финляндия

Финские Силы обороны HQ (маршал Маннергейм). В них входили: I корпус (2 пехотные дивизии), II корпус (2 пехотные дивизии), IV корпус (3 пехотные дивизии).

Северный фронт (генерал-лейтенант Попов). В него входили:

7-я армия (2 стрелковые дивизии, 1 дивизия ополчения, 1 бригада морской пехоты, 3 мотострелковые и 1 танковый полк).

8-я армия: X-й стрелковый корпус (2 стрелковые дивизии), XI стрелковый корпус (3 стрелковые дивизии), отдельные подразделения (3 стрелковые дивизии).

14-я армия: XXXXII стрелковый корпус (2 стрелковые дивизии), отдельные подразделения (2 стрелковые дивизии, 1 укрепленный район, 1 мотострелковый полк).

23-я армия: XIX-й стрелковый корпус (3 стрелковые дивизии), Отдельные подразделения (2 стрелковых, 1 моторизованная дивизии, 2 укрепленных района, 1 стрелковый полк).

Лужская оперативная группа: XXXXI стрелковый корпус (3 стрелковые дивизии); отдельные подразделения (1 танковая бригада, 1 стрелковый полк).

Кингисеппская оперативная группа: отдельные подразделения (2 стрелковые, 1 танковая дивизия, 2 дивизий ополчения, 1 укрепленный район).

Отдельные подразделения (3 стрелковые дивизий, 4 сторожевых дивизии ополчения, 3 укрепленных района, 1 стрелковая бригада).

Из них 14-я армия защищала Мурманск, а 7-я армия защищала районы Карелии у Ладожского озера. Таким образом, они не принимали участия в начальных этапах осады. 8-я армия первоначально входила в состав Северо-Западного фронта. Отступая от немцев через Прибалтику, она 14 июля 1941 была передана Северному фронту.

23 августа 1941 Северный фронт был разделен на Ленинградский и Карельский фронты, так как штаб-квартира фронта уже не могла контролировать все операции между Мурманском и Ленинградом.

Окружение Ленинграда

Финская разведка взломала часть советских военных кодов и могла читать ряд сообщений противника. Это было особенно полезно для Гитлера, который постоянно просил разведывательной информации о Ленинграде. Роль Финляндии в операции «Барбаросса» гитлеровская «Директива 21» обозначала так: «Массе финской армии будет поставлена задача вместе с продвижением северного крыла германских армий связывать максимум русских сил атакой с запада или с обеих сторон Ладожского озера».

Последнее железнодорожное сообщение с Ленинградом было отрезано 30 августа 1941, когда немцы вышли к Неве. 8 сентября немцы достигли Ладожского озера у Шлиссельбурга и прервали последнюю сухопутную дорогу в осажденный город, остановившись всего в 11 км от городской черты. Войска Оси не заняли лишь земельный коридор между Ладожским озером и Ленинградом. Обстрелы 8 сентября 1941 вызвали в городе 178 пожаров.

Линия наибольшего продвижения немецких и финских войск под Ленинградом

21 сентября немецкое командование рассмотрело варианты уничтожения Ленинграда. Мысль занять город была отвергнута с указанием: «нам пришлось бы тогда поставлять жителям продовольствие». Немцы решили держать город в осаде и бомбардировать его, оставив население в жертву голоду. «В начале следующего года мы войдём в город (если финны сделают это первыми мы не будем возражать), отправив тех, кто еще будет жив, во внутреннюю Россию или в плен, сотрём Ленинград с лица земли, и передадим область к северу от Невы финнам». 7 октября 1941 Гитлер направил еще одну директиву, напоминая, что группе армий «Север» не следует принимать от ленинградцев капитуляцию.

Участие Финляндии в блокаде Ленинграда

В августе 1941 года финны приблизились на 20 км к северным пригородам Ленинграда, достигнув финско-советской границы 1939. Угрожая городу с севера, они продвигались и по Карелии к востоку от Ладожского озера, создав опасность городу и с восточного направления. Финские войска перешли существовавшую до «Зимней войны» границу на Карельском перешейке, «срезав» советские выступы на Белоострове и Кирьясало и выпрямив этим линию фронта. Советская историография утверждала, что движение финнов остановилось в сентябре из-за сопротивления им Карельского укрепрайона. Однако финские войска уже в начале августа 1941 получили приказ прекратить наступление после достижения его целей, некоторые из которых лежали за довоенной границей 1939.

В течение следующих трех лет, финны вносили вклад в битву за Ленинград тем, что удерживали свои линии. Их командование отвергло немецкие уговоры начать воздушные нападения на Ленинград. Финны не пошли южнее реки Свирь в Восточной Карелии (160 км к северо-востоку от Ленинграда), к которой они вышли 7 сентября 1941. На юго-востоке немцы 8 ноября 1941 захватили Тихвин, но не смогли завершить окончательное окружение Ленинграда броском далее на север, на соединение с финнами на Свири. 9 декабря контратака Волховского фронта вынудила вермахт отступить от позиций у Тихвина к линии реки Волхов. Благодаря этому сохранилась линия сообщения с Ленинградом по Ладожскому озеру.

6 сентября 1941 начальник оперативного управления штаба вермахта Альфред Йодль посетил Хельсинки с целью убедить фельдмаршала Маннергейма продолжить наступление. Финский президент Рюти тем временем заявил своему парламенту, что целью войны был возврат областей, потерянных во время «Зимней войны» 1939-1940 и получение ещё больших территорий на востоке, которые позволят создать «Великую Финляндию». После войны Рюти утверждал: «24 августа 1941 я посетил штаб фельдмаршала Маннергейма. Немцы склоняли нас пересечь старую границу и продолжить наступление на Ленинград. Я сказал, что захват Ленинграда не входит в наши планы и что мы не станем принимать в нём участие. Маннергейм и военный министр Вальден согласились со мной и отклонили предложения немцев. В результате сложилась парадоксальная ситуация: немцы не могли подойти к Ленинграду с севера...».

Пытаясь обелить себя в глазах победителей, Рюти, таким образом, уверял, что финны чуть ли не воспрепятствовали полному окружению города немцами. На самом деле германские и финские войска держали осаду вместе до января 1944, но со стороны финнов было крайне мало систематических обстрелов и бомбардировок Ленинграда. Однако близость финских позиций – 33-35 км от центра Ленинграда – и угроза возможной атаки с их стороны осложняли оборону города. Пока Маннергейм не прекратил (31 августа 1941) своё наступление, командующий советского Северного фронта, Попов, не мог высвободить резервы, стоявшие против финских войск на Карельском перешейке, чтобы повернуть их на немцев. Попову удалось передислоцировать две дивизии в германский сектор лишь 5 сентября 1941.

Границы продвижения финской армии в Карелии. Карта. Серой линией отмечена советско-финская граница 1939 г.

Вскоре финские войска срезали выступы у Белоостров и Кирьясало, которые угрожали их позициям на берегу моря и к югу от реки Вуоксы. Генерал-лейтенант Пааво Талвела и полковник Ярвинен, командир финской прибрежной бригады, ответственные за участок у Ладоги, предложили германскому штабу блокировать советские конвои на Ладожском озере. Немецкое командование сформировало «международный» отряд моряков под финским командованием (сюда вошёл и итальянский XII Squadriglia MAS) и флотское соединение Einsatzstab Fähre Ost под немецким командованием. Эти водные силы летом и осенью 1942 мешали сообщениям с осаждёнными ленинградцами по Ладоге. Появление льда заставило убрать эти легковооружённые отряды. Позже они так и не были восстановлены из-за изменений в линии фронта.

Оборона города

Командование Ленинградским фронтом, образованным после разделения надвое Северного, было поручено маршалу Ворошилову . Фронт включал в себя 23-ю армию (на севере, между Финским заливом и Ладожским озером) и 48-ю армию (на западе, между Финским заливом и позицией Слуцк – Мга). К нему же относились Ленинградский укрепленный район, Ленинградский гарнизон, силы Балтийского флота и оперативные группы Копорье, Южная (на Пулковских высотах) и Слуцк – Колпино.

…По приказу Ворошилова части народного ополчения отправлялись на передовую всего через три дня после формирования, необученные, не имеющие военной формы и оружия. Ввиду нехватки оружия Ворошилов приказал вооружать ополченцев «охотничьими ружьями, самодельными гранатами, саблями и кинжалами из ленинградских музеев».

Нехватка обмундирования была настолько острой, что Ворошилов обратился к населению с воззванием, и подростки ходили по домам, собирая пожертвования деньгами или одеждой…

Недальновидность Ворошилова и Жданова имела трагические последствия. Им неоднократно советовали рассредоточить главные запасы продовольствия, хранившиеся на Бадаевских складах. Эти склады, расположенные на юге города, простирались на территории в полтора гектара. Деревянные здания вплотную примыкали друг к другу, в них хранились практически все городские запасы продовольствия. Несмотря на уязвимость старых деревянных построек, ни Ворошилов, ни Жданов не прислушались к советам. 8 сентября на склады были сброшены зажигательные бомбы. Сгорело 3000 тонн муки, тысячи тонн зерна превратились в золу, мясо обугливалось, сливочное масло таяло, расплавленный шоколад стекал в погреба. «В эту ночь по улицам тек расплавленный горелый сахар», – говорил один из очевидцев. Густой дым был виден на расстоянии многих километров, и вместе с ним улетучились надежды города.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

К 8 сентября немецкие войска почти полностью окружили город. Недовольный неспособностью Ворошилова Сталин снял его и на время заменил Г. Жуковым . Жуков сумел лишь предотвратить захват Ленинграда немцами, но те не были отброшены от города и осадили его на «900 дней и ночей». Как пишет А. И. Солженицын в рассказе «На краях »:

Ворошилов провалил финскую войну, на время снят, но уже при нападении Гитлера получил весь Северо-Запад, тут же провалил и его, и Ленинград – и снят, но опять – благополучный маршал и в ближайшем доверенном окружении, как и два Семёна – Тимошенко и безпросветный Будённый , проваливший и Юго-Запад и Резервный фронт, и все они по-прежнему состояли членами Ставки, куда Сталин ещё тогда не вчислил ни Василевского , ни Ватутина , – и уж конечно оставались все маршалами. Жукову – не дал маршала ни за спасение Ленинграда, ни за спасение Москвы, ни за сталинградскую победу . А в чём тогда смысл звания, если Жуков ворочал делами выше всех маршалов? Только после снятия ленинградской блокады – вдруг дал.

Руперт Колли сообщает:

…Сталин был сыт по горло некомпетентностью Ворошилова. Он направил в Ленинград спасать положение… Георгия Жукова… Жуков летел в Ленинград из Москвы под прикрытием облаков, но, как только облачность рассеялась, в погоню за его самолетом бросились два «мессершмита». Жуков благополучно приземлился, и его сразу же отвезли в Смольный. Первым делом Жуков протянул Ворошилову конверт. В нем находился адресованный Ворошилову приказ немедленно вернуться в Москву…

11 сентября немецкая 4-я танковая армия была переброшена из-под Ленинграда на юг, чтобы усилить натиск на Москву. Жуков в отчаянии все-таки предпринял несколько попыток атаковать немецкие позиции, однако немцы уже успели возвести оборонительные сооружения и получили подкрепление, поэтому все атаки были отбиты. Когда 5 октября Сталин позвонил Жукову, чтобы узнать последние новости, тот с гордостью доложил, что немецкое наступление прекратилось. Сталин отозвал Жукова обратно в Москву, чтобы тот возглавил оборону столицы. После отъезда Жукова командование войсками в городе было поручено генерал-майору Ивану Федюнинскому.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Бомбардировки и обстрелы Ленинграда

…4 сентября на Ленинград упал первый снаряд, а два дня спустя за ним последовала первая бомба. Начались артобстрелы города… Самым ярким примером опустошительных разрушений стало уничтожение 8 сентября Бадаевских складов и молокозавода. Тщательно замаскированный Смольный не получил ни единой царапины на протяжении всей блокады, несмотря на то что все соседние здания пострадали от попаданий…

Ленинградцы должны были нести дежурство на крышах и лестничных клетках, держа наготове ведра с водой и песком, чтобы тушить зажигательные бомбы. По всему городу бушевали пожары, вызванные зажигательными бомбами, сброшенными немецкими самолетами. Уличные баррикады, призванные преградить дорогу немецким танкам и бронемашинам, если те ворвутся в город, только мешали проезду пожарных машин и карет «скорой помощи». Нередко случалось, что загоревшееся здание никто не тушил и оно полностью выгорало, поскольку пожарным машинам не хватало воды, чтобы заливать огонь, или не было горючего, чтобы доехать до места.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Воздушная атака 19 сентября 1941 была самым страшным воздушным налетом, из всех, что Ленинград вынес за время войны. От удара по городу 276 немецких бомбардировщиков погибло 1000 человек. Многие из убитых были бойцы, лечившиеся от ран в больницах. В течение шести воздушных налетов этого дня пострадало пять больниц и крупнейший городской рынок.

Интенсивность артбострелов Ленинграда возросла в 1942 с подвозом к немцам новой техники. Они ещё усилились в 1943, когда стали использоваться в несколько раз большие снаряды и бомбы, чем годом ранее. От немецких обстрелов и бомбардировок во время блокады погибло 5.723 и было ранено 20.507 гражданских лиц. Авиация советского Балтфлота, со своей стороны, совершила более 100 тысяч вылетов против осаждающих.

Эвакуация жителей из блокадного Ленинграда

По данным Г. Жукова, «до войны Ленинград имел население 3.103.000 человек, а с пригородами – 3.385.000. Из них 1.743.129, в том числе 414.148 детей, были эвакуированы в период с 29 июня 1941 по 31 марта 1943. Их перевезли в районы Поволжья, Урала, Сибири и Казахстана».

К сентябрю 1941 связь Ленинграда с Волховским фронтом (командующий – К. Мерецков) была отрезана. Оборонительные сектора удерживались четырьмя армиями: 23-й армией на севере, 42-й армией на западе, 55-й армией на юге и 67-й армией на востоке. 8-я армия Волховского фронта и Ладожская флотилия были ответственны за поддержание маршрута связи с городом по Ладоге. От воздушных нападений Ленинград защищали силы ПВО Ленинградского военного округа и военно-морская авиация Балтийского флота.

Действиями по эвакуации жителей руководили Жданов, Ворошилов и А. Кузнецов . Дополнительные военные операции проводились в координации с силами Балтфлота под общим командованием адмирала В. Трибуца. Ладожская флотилия под командованием В. Барановского, С. Земляниченко, П. Трайнина и Б. Хорошихина также сыграла важную роль при эвакуации гражданского населения.

…После первых нескольких дней городские власти решили, что слишком много женщин покидают город, в то время как их труд нужен здесь, – и детей начали отправлять одних. Была объявлена обязательная эвакуация для всех детей в возрасте до четырнадцати лет. Многие дети прибывали на вокзал или на сборный пункт, а затем вследствие неразберихи по четверо суток ждали отправки. Еда, тщательно собранная заботливыми матерями, съедалась в первые же часы. Особое беспокойство вызывали слухи о том, что немецкие самолеты расстреливают составы с эвакуированными. Власти опровергали эти слухи, называя их «враждебными и провокационными», но вскоре пришло подтверждение. Самая страшная трагедия произошла 18 августа на станции Лычково. Немецкий бомбардировщик сбросил бомбы на состав с эвакуированными детьми. Началась паника. Очевидец рассказывал, что поднялся крик и сквозь дым он видел оторванные конечности и умирающих детей…

К концу августа из Ленинграда было эвакуировано свыше 630.000 мирных жителей. Однако численность населения города не уменьшалась из-за беженцев, спасающихся от немецкого наступления на западе. Власти собирались продолжать эвакуацию, отправляя из города по 30.000 человек в день, однако, когда 30 августа пал расположенный в 50 километрах от Ленинграда город Мга, окружение практически завершилось. Эвакуация прекратилась. Из-за неизвестного количества беженцев, находившихся в городе, оценки расходятся, но ориентировочно в кольце блокады оказалось до 3.500.000 [человек]. Продовольствия оставалось всего на три недели.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Голод в блокадном Ленинграде

Два с половиной года немецкой осады Ленинграда вызвали самые сильные разрушения и самые крупные человеческие потери в истории современных городов. По приказу Гитлера большинство царских дворцов (Екатерининский, Петергофский, Ропша, Стрельна, Гатчина) и других исторических достопримечательностей, расположенных вне черты обороны города, были разграблены и уничтожены, многие коллекции произведений искусства перевезены в Германию. Ряд заводов, школ, больниц и других гражданских сооружений были разрушены воздушными налетами и артобстрелами.

872 дня осады вызвали сильнейший голод и в Ленинградской области из-за разрушения инженерных сооружений, воды, энергии и продовольствия. Он привел к гибели до 1.500.000 людей, не считая тех, кто погиб при эвакуации. На одном только Пискаревском мемориальном кладбище Ленинграда похоронено полмиллиона жертв блокады. Человеческие потери в Ленинграде с обеих сторон превысили те, что были понесены в Сталинградской битве , битве под Москвой и в атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки . Блокада Ленинграда стала самой смертоносной осадой в мировой истории. Некоторые историки считают нужным говорить, что в её ходе проводился геноцид – «расово мотивированный голод» – неотъемлемая часть немецкой истребительной войны против населения Советского Союза.

Дневник ленинградской девочки Тани Савичевой с записями о смерти всех членов её семьи. Сама Таня тоже умерла от прогрессирующей дистрофии вскоре после блокады. Её дневник девочки был показан на Нюрнбергском процессе

Мирные жители города особенно страдали от голода зимой 1941/42 года. С ноября 1941 по февраль 1942 на человека в день выдавалось лишь 125 граммов хлеба, которые на 50-60% состояли из древесных опилок и других непищевых примесей. В течение примерно двух недель начала января 1942 даже эта пища была доступна только рабочим и солдатам. Смертность достигла пика в январе – феврале 1942 г. – 100 тысяч человек в месяц, в основном от голода.

…После нескольких месяцев в городе почти не осталось собак, кошек и птиц в клетках. Внезапно оказался востребованным один из последних источников жиров, касторовое масло. Его запасы скоро иссякли.

Хлеб, испеченный из муки, сметенной с пола вместе с мусором, прозванный «блокадной буханкой», получался черным как уголь и обладал практически таким же составом. Бульон представлял собой не более чем кипяченую воду с добавлением щепотки соли и, если повезет, капустного листа. Деньги потеряли всяческую ценность, как и любые непродовольственные товары и драгоценности, – на фамильное серебро нельзя было купить корку хлеба. Без пищи страдали даже птицы и грызуны, до тех пор пока все не исчезли: или умерли от голода, или были съедены отчаявшимися людьми… Люди, пока у них еще оставались силы, выстаивали длинные очереди за едой, порой по целым суткам на пронизывающем холоде, и нередко возвращались домой с пустыми руками, переполненные отчаянием, – если оставались живы. Немцы, видя длинные очереди ленинградцев, сбрасывали на несчастных жителей города снаряды. И тем не менее люди стояли в очередях: смерть от снаряда была возможной, в то время как смерть от голода – неминуемой.

Каждому приходилось решать для себя, как распорядиться крошечным дневным пайком – съесть в один присест… или растянуть на целый день. Родственники и друзья помогали друг другу, но уже на следующий день отчаянно ссорились между собой по поводу того, кому сколько досталось. Когда все альтернативные источники продовольствия закончились, люди в отчаянии принялись за несъедобное – корм для скота, льняное масло и кожаные ремни. Вскоре ремни, которые вначале люди ели от отчаяния, уже считались роскошью. Столярный клей и клейстер, содержащие животный жир, соскабливали с мебели и со стен и варили. Люди ели землю, собранную в окрестностях Бадаевских складов, ради содержащихся в ней частиц расплавленного сахара.

В городе пропала вода, поскольку водопроводные трубы замерзли, а насосные станции были разбомблены. Без воды высохли краны, перестала работать канализационная система… Жители города пробивали лунки в замерзшей Неве и черпали воду ведрами. Без воды пекарни не могли печь хлеб. В январе 1942 г., когда нехватка воды стала особенно острой, 8000 человек, сохранившие достаточно сил, выстроились в живую цепочку и передавали из рук в руки сотни ведер с водой, просто чтобы пекарни заработали снова.

Сохранились многочисленные рассказы о несчастных, которые отстояли многочасовую очередь за ломтем хлеба только ради того, чтобы его выхватил у них из рук и жадно сожрал человек, обезумевший от голода. Широкое распространение получило воровство хлебных карточек; отчаявшиеся грабили людей среди бела дня или обшаривали карманы трупов и тех, кто был ранен во время немецких артобстрелов. Получение дубликата превратилось в такой долгий и мучительный процесс, что многие умирали, так и не дождавшись, когда завершатся блуждания новой продовольственной карточки в дебрях бюрократической системы…

Голод превращал людей в живые скелеты. Размеры пайка достигли минимума в ноябре 1941 г. Рацион рабочих, занятых физическим трудом, составлял 700 калорий в день, при том что минимальная норма равна приблизительно 3000 калорий. Служащим полагалось 473 калории в день, в то время как норма составляет 2000–2500 калорий, а дети получали в день 423 калории – меньше четверти того, что требуется новорожденному.

Конечности распухали, животы раздувались, кожа обтягивала лицо, глаза западали, десны кровоточили, зубы от недоедания увеличивались, кожа покрывалась язвами.

Пальцы коченели и отказывались распрямляться. Дети со сморщенными лицами напоминали стариков, а старики походили на живых мертвецов… Дети, оставшиеся в одночасье сиротами, бродили по улицам безжизненными тенями в поисках еды… Любое движение причиняло боль. Даже процесс пережевывания пищи становился невыносимым…

К концу сентября кончился керосин для домашних примусов. Угля и мазута было недостаточно для того, чтобы обеспечить топливом жилые дома. Электроснабжение осуществлялось нерегулярно, по часу-два в день… Квартиры выстуживались, на стенах появлялась изморозь, часы переставали ходить, поскольку у них замерзали стрелки. Зимы в Ленинграде нередко бывают суровыми, однако зима 1941/42 г. выдалась особенно лютой. Деревянные заборы разбирались на дрова, с кладбищ воровали деревянные кресты. После того как полностью иссякли запасы дров на улице, люди стали жечь в печках мебель и книги – сегодня ножка от стула, завтра половая доска, на следующий день первый том «Анны Карениной», и вся семья сбивалась в кучку вокруг единственного источника тепла… Вскоре отчаявшиеся люди нашли для книг другое применение: вырванные страницы размачивались в воде и съедались.

Вид человека, везущего на кладбище на санках тело, завернутое в одеяло, скатерть или занавеску, стал обычным делом… Мертвых укладывали рядами, однако могильщики не могли копать могилы: земля промерзла насквозь, а им, таким же изголодавшимся, не хватало сил для изнурительной работы. Гробов не было: все дерево использовали в качестве топлива.

Дворы больниц были «завалены горами трупов, посиневших, изможденных, жутких»… Наконец экскаваторы стали копать глубокие рвы для массового захоронения умерших. Вскоре эти экскаваторы остались единственными машинами, которые можно было увидеть на улицах города. Не было больше ни автомобилей, ни трамваев, ни автобусов, которые все до одного были реквизированы для «Дороги жизни»…

Трупы валялись повсюду, и с каждым днем их количество росло… Ни у кого не осталось сил, чтобы убирать трупы. Усталость была такой всепоглощающей, что хотелось остановиться, несмотря на холод, сесть и отдохнуть. Но присевший человек уже не мог подняться без посторонней помощи и замерзал до смерти. На первом этапе блокады сострадание и желание помочь были распространенным явлением, но, по мере того как шли недели, еды становилось все меньше, тело и разум слабели, и люди замыкались в себе, словно ходили во сне… Привыкшие к виду смерти, ставшие почти безразличными к нему, люди все больше теряли способность помогать окружающим…

И на фоне всего этого отчаяния, выходящего за рамки человеческого понимания, немецкие снаряды и бомбы продолжали падать на город

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Людоедство во время блокады

Документы НКВД о людоедстве во время блокады Ленинграда не публиковались до 2004 года. Большинство свидетельств каннибализма, всплывавших до этого времени, старались выставить не заслуживающими доверия анекдотами.

Записи НКВД сообщают о первом поедании человеческого мяса 13 декабря 1941. В докладе описывается тринадцать случаев – от матери, задушившей 18-месячного ребёнка, чтобы накормить трёх других, постарше, до сантехника, убившего жену, чтобы накормить сыновей и племянников.

К декабрю 1942 года НКВД арестовал 2105 каннибалов, разделив их на две категории: «трупоедов» и «людоедов». Последних (тех, кто убивал и поедал живых людей) обычно, расстреливали, а первых сажали в тюрьму. В советском Уголовном кодексе не было пункта о людоедстве, так что все приговоры выносились по статье 59-й («особый случай бандитизма»).

Людоедов было значительно меньше, чем трупоедов; из 300 человек, арестованных в апреле 1942 за каннибализм, только 44 были убийцами. 64% людоедов составляли женщины, 44% были безработными, 90% неграмотными, только 2% прежде имели судимости. Людоедами часто становились лишённые мужской поддержки женщины с малолетними детьми, без судимостей, что давало судам повод к некоторой снисходительности.

Учитывая гигантские масштабы голода, размеры каннибализма в блокадном Ленинграде можно считать сравнительно незначительными. Не менее распространенными были убийства из-за хлебных карточек. За первые шесть месяцев 1942 в Ленинграде их произошло 1216. Многие историки считают, что небольшое число случаев каннибализма «лишь подчеркнуло, что большинство ленинградцев сохранили свои культурные нормы в самых невообразимых обстоятельствах».

Связь с блокированным Ленинградом

Жизненно важно было установить маршрут постоянных поставок в Ленинград. Он проходил по южной части Ладожского озера и сухопутному коридору к городу западнее Ладоги, который остался незанятым немцами. Перевозки через Ладожское озеро осуществлялись по воде в теплое время года и машинами по льду зимой. Безопасность маршрута поставок обеспечивалась Ладожской флотилией, Ленинградским корпусом ПВО и дорожными войсками безопасности. Запасы продовольствия доставлялись в село Осиновец, откуда их везли 45 км до небольшой пригородной железной дороги в Ленинград. Этот маршрут использовался и для эвакуации мирных жителей из осажденного города.

В хаосе первой военной зимы план эвакуации не был выработан. Пока 20 ноября 1941 не заработала ледовая дорога через Ладожское озеро, Ленинград был полностью изолирован.

Путь по Ладоге называли «Дорогой жизни». Она была очень опасна. Машины часто застревали в снегу и проваливались под лёд, на который немцы сбрасывали бомбы. Из-за большого числа погибавших зимой этот маршрут называли ещё и «Дорогой смерти». Тем не менее, он давал возможность привозить боеприпасы и продовольствие, забирать из города гражданских лиц и раненых солдат.

…Дорогу прокладывали в ужасных условиях – среди снежных бурь, под непрекращающимся шквалом немецких снарядов и бомб. Когда строительство было наконец завершено, движение по ней также оказалось сопряжено с огромным риском. Грузовики проваливались в огромные трещины, внезапно появлявшиеся во льду. Чтобы избежать таких трещин, грузовики ездили с включенными фарами, что делало их прекрасными мишенями для немецких самолетов… Грузовики шли юзом, сталкивались друг с другом, двигатели замерзали при температуре ниже 20 °C. На всем своем протяжении Дорога жизни была усеяна сломавшимися машинами, брошенными прямо на льду озера. Во время одной только первой переправы в начале декабря было потеряно свыше 150 грузовиков.

К концу декабря 1941 г. по Дороге жизни ежедневно в Ленинград доставлялось 700 тонн продовольствия и горючего. Этого было недостаточно, однако тонкий лед вынуждал загружать машины лишь наполовину. К концу января озеро промерзло почти на целый метр, что позволило увеличить ежедневный объем поставок до 2000 тонн. И этого по-прежнему было недостаточно, однако Дорога жизни дала ленинградцам самое главное – надежду. Вера Инбер в своем дневнике 13 января 1942 г. написала про Дорогу жизни так: «…может быть, отсюда начнется наше спасение». Водители грузовиков, грузчики, механики, санитары работали круглосуточно. Отдыхать они уходили только тогда, когда уже валились с ног от усталости. К марту город получил столько продовольствия, что стало возможно создать небольшой запас.

Планы возобновить эвакуацию мирного населения были первоначально отвергнуты Сталиным, опасавшимся неблагоприятного политического резонанса, однако в конце концов он дал разрешение самым беззащитным покинуть город по Дороге жизни. К апрелю ежедневно из Ленинграда вывозилось по 5000 человек…

Сам процесс эвакуации был большим потрясением. Тридцатикилометровый путь по льду озера занимал до двенадцати часов в необогреваемом кузове грузовика, накрытом лишь брезентом. Народу набивалось так много, что людям приходилось хвататься за борта, матери нередко держали детей на руках. Для этих несчастных эвакуированных Дорога жизни стала «дорогой смерти». Один из очевидцев рассказывает, как мать, обессилевшая после нескольких часов езды в кузове в снежный буран, выронила своего закутанного ребенка. Водитель не мог останавливать грузовик на льду, и ребенок остался умирать от холода… Если машина ломалась, как случалось нередко, тем, кто в ней ехал, предстояло ждать по несколько часов на льду, на морозе, под снегом, под пулями и бомбами немецких самолетов. Грузовики ездили колоннами, однако они не могли останавливаться, если один из них ломался или проваливался под лед. Одна женщина с ужасом наблюдала за тем, как впереди идущая машина провалилась под лед. В ней ехали двое ее детей.

Весна 1942 г. принесла оттепель, сделавшую невозможной дальнейшее использование ледовой Дороги жизни. Потепление стало причиной новой беды: болезней. Груды трупов и горы испражнений, до сих пор остававшиеся замерзшими, с приходом тепла начали разлагаться. Вследствие отсутствия нормального водоснабжения и канализации в городе быстро распространились дизентерия, оспа и тиф, поражавшие и без того ослабленных людей…

Казалось, распространение эпидемий окончательно выкосит население Ленинграда, и без этого уже изрядно поредевшее, но в марте 1942 г. люди собрались и совместно начали грандиозную операцию по расчистке города. Ослабленные недоеданием ленинградцы прикладывали нечеловеческие усилия… Поскольку приходилось пользоваться инструментами, наспех смастеренными из подручных материалов, работа продвигалась очень медленно, однако… работы по уборке города, завершившиеся победой, знаменовали собой начало коллективного духовного пробуждения.

Наступившая весна принесла новый источник пропитания – сосновую хвою и дубовую кору. Эти растительные компоненты обеспечили людей так необходимыми им витаминами, защитив от цинги и эпидемий. К середине апреля лед на Ладожском озере стал слишком тонким, чтобы выдерживать Дорогу жизни, однако пайки все равно остались существенно лучше, чем были в самые черные дни декабря и января, причем не только количественно, но и качественно: хлеб теперь имел вкус настоящего хлеба. К всеобщей радости, появилась первая трава и повсюду были разбиты огороды…

15 апреля 1942… генераторы электроснабжения, так долго бездействовавшие, были отремонтированы, и, как следствие, снова начали функционировать трамвайные линии.

Одна медсестра описывает, как больные и раненые, находившиеся при смерти, подползали к окнам госпиталя, чтобы своими глазами увидеть проносящиеся мимо трамваи, не ходившие столько времени… Люди снова начали доверять друг другу, они вымылись, сменили одежду, женщины стали пользоваться косметикой, опять открылись театры и музеи.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Гибель под Ленинградом Второй ударной армии

Зимой 1941-1942, после отражения гитлеровцев из-под Москвы, Сталин отдал приказ перейти в наступление по всему фронту. Об этом широком, но провалившемся наступлении (которое включало в себя и знаменитую, провальную для Жукова Ржевскую мясорубку ) мало сообщалось в прежних советских учебниках. Во время него была сделана и попытка прорыва блокады Ленинграда. К городу была брошена наспех сформированная Вторая ударная армия. Гитлеровцы отрезали её. В марте 1942 командовать армией уже в «мешке» был послан заместитель командующего Волховским фронтом (Мерецкова), известный борец против коммунизма, генерал Андрей Власов . А. И. Солженицын сообщает в «Архипелаге ГУЛАГ»:

…Ещё держались последние зимние пути, но Сталин запретил отход, напротив, гнал опасно углублённую армию наступать и дальше – по развезенной болотистой местности, без продовольствия, без вооружения, без помощи с воздуха. После двухмесячного голодания и вымаривания армии (солдаты оттуда рассказывали мне потом в бутырских камерах, что с околевших гниющих лошадей они строгали копыта, варили стружку и ели) началось 14 мая 1942 немецкое концентрическое наступление против окружённой армии (и в воздухе, разумеется, только немецкие самолёты). И лишь тогда, в насмешку, было получено сталинское разрешение возвратиться за Волхов. И ещё были эти безнадёжные попытки прорваться! – до начала июля.

Вторая Ударная армия погибла почти целиком. Попавший в плен Власов оказался в Виннице в особом лагере для высших пленных офицеров, который был сформирован графом Штауффенбергом – будущим заговорщиком против Гитлера . Там из заслуженно ненавидевших Сталина советских командиров с помощью оппозиционных фюреру германских военных кругов начала формироваться Русская освободительная армия .

Исполнение в блокированном Ленинграде Седьмой симфонии Шостаковича

…Однако событие, которому суждено было внести самый большой вклад в духовное возрождение Ленинграда, было еще впереди. Это событие доказало всей стране и всему миру, что ленинградцы пережили самые страшные времена и их любимый город будет жить. Это чудо сотворил коренной ленинградец, который любил свой город и был великим композитором.

17 сентября 1942 г. Дмитрий Шостакович, выступая по радио, сказал: «Час тому назад я закончил партитуру второй части моего нового большого симфонического сочинения». Этим произведением была Седьмая симфония, впоследствии названная Ленинградской.

Эвакуированный в Куйбышев (теперь это Самара)… Шостакович продолжал напряженно работать над симфонией… Премьера этой симфонии, посвященной «нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе и моему родному Ленинграду», состоялась в Куйбышеве 5 марта 1942…

…Виднейшие дирижеры стали спорить за право исполнить это произведение. Сначала оно было исполнено Лондонским симфоническим оркестром под управлением сэра Генри Вуда, а 19 июля прозвучало в Нью-Йорке, дирижером был Артур Тосканини…

Затем было принято решение исполнить Седьмую симфонию в самом Ленинграде. По мнению Жданова, это должно было поднять боевой дух города… Главный оркестр Ленинграда, Ленинградский филармонический, был эвакуирован, однако в городе оставался оркестр Ленинградского радиокомитета. Его дирижеру, сорокадвухлетнему Карлу Элиасбергу, поручили собрать музыкантов. Но из ста оркестрантов в городе осталось только четырнадцать человек, остальные были призваны в армию, убиты или умерли от голода… По войскам распространили призыв: все те, кто умел играть на каком-либо музыкальном инструменте, должны были доложить своему начальству… Зная, насколько ослаблены музыканты, собравшиеся в марте 1942 г. на первую репетицию, Элиасберг понимал, какая сложная задача стоит перед ним. «Дорогие друзья, – сказал он, – мы слабые, но мы должны заставить себя начать работать». И работа эта была трудной: несмотря на дополнительный паек, многие музыканты, в первую очередь духовики, теряли сознание от напряжения, которого требовала игра на их инструментах… Лишь один раз за все репетиции у оркестра хватило сил исполнить всю симфонию целиком – за три дня до публичного выступления.

Концерт был назначен на 9 августа 1942 г. – несколько месяцев назад нацисты выбрали эту дату для пышного празднования в ленинградской гостинице «Астория» ожидаемого взятия города. Были даже отпечатаны приглашения, так и оставшиеся неразосланными.

Концертный зал филармонии был заполнен до отказа. Люди пришли в лучшей одежде… Музыканты, несмотря на теплую августовскую погоду, были в пальто и перчатках с обрезанными пальцами – голодающий организм постоянно испытывал холод. По всему городу люди собрались на улицах у громкоговорителей. Генерал-лейтенант Леонид Говоров, с апреля 1942 г. возглавлявший оборону Ленинграда, приказал за несколько часов до начала концерта обрушить на немецкие позиции шквал артиллерийских снарядов, чтобы обеспечить тишину хотя бы на время исполнения симфонии. Включенные на полную мощность громкоговорители были направлены в сторону немцев – город хотел, чтобы враг тоже слушал.

«Само исполнение Седьмой симфонии в осажденном Ленинграде, – объявил диктор, – свидетельство неистребимого патриотического духа ленинградцев, их стойкости, их веры в победу. Слушайте, товарищи!» И город слушал. Слушали подступившие к нему немцы. Слушал весь мир…

Через много лет после войны Элиасберг встретился с немецкими солдатами, сидевшими в окопах на окраинах города. Они рассказали дирижеру, что, услышав музыку, заплакали:

Тогда, 9 августа 1942 г., мы поняли, что проиграем войну. Мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть. «Кого мы обстреливаем? – спрашивали мы себя. – Нам никогда не удастся взять Ленинград, потому что его жители такие самоотверженные».

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Наступление у Синявино

Через несколько дней началось советское наступление у Синявино. Оно было попыткой прорвать блокаду города к началу осени. Волховскому и Ленинградскому фронтам ставилась задача соединиться. В то же самое время и немцы, подтянув войска, освободившиеся после взятия Севастополя , готовились к наступлению (Операция «Северный свет») с целью захватить Ленинград. Ни одна из сторон не знала о планах другой, пока не начались бои.

Наступление у Синявино опередило «Северный свет» на несколько недель. Оно было предпринято 27 августа 1942 (мелкие атаки Ленинградский фронт открыл ещё 19-го числа). Успешное начало операции заставило немцев перенаправить предназначенные для «Северного света» войска на контратаку. В этом их контрнаступлении были впервые (и с довольно слабым результатом) применены танки «Тигр» . Части 2-й ударной армии были окружены и уничтожены, и советское наступление остановилось. Однако немецким войскам тоже пришлось отказаться от наступления на Ленинград.

Операция «Искра»

Утром 12 января 1943 советские войска начали операцию «Искра» – мощное наступление Ленинградского и Волховского фронтов. После упорных боев части Красной Армии преодолели укрепления немцев к югу от Ладожского озера. 18 января 1943 372-я стрелковая дивизия Волховского фронта встретились с войсками 123-й стрелковой бригады Ленинградского фронта, открыв сухопутный коридор в 10 – 12 км, давший некоторое облегчение осажденному населению Ленинграда.

…12 января 1943… советские войска под командованием Говорова начали операцию «Искра». На немецкие позиции обрушилась двухчасовая артподготовка, после чего по льду замерзшей Невы двинулись массы пехоты, прикрываемые с воздуха авиацией. За ними последовали танки, переправлявшиеся через реку по специальным деревянным настилам. Через три дня вторая волна наступления пересекла замерзшее Ладожское озеро с востока, ударив по немцам в Шлиссельбурге… На следующий день Красная армия освободила Шлиссельбург, и 18 января в 23.00 по радио было передано сообщение: «Блокада Ленинграда прорвана!» В тот вечер в городе царил всеобщий праздник.

Да, блокада была прорвана, но Ленинград по-прежнему оставался в осаде. Под непрерывным вражеским огнем русские построили железнодорожную ветку длиной 35 километров, чтобы доставлять в город продовольствие. Первый состав, ускользнув от немецких бомбардировщиков, прибыл в Ленинград 6 февраля 1943 г. Он привез муку, мясо, сигареты и водку.

Вторая железнодорожная ветка, строительство которой было завершено в мае, позволила доставлять продовольствие в еще больших объемах, параллельно осуществляя эвакуацию мирных жителей. К сентябрю снабжение по железной дороге стало настолько эффективным, что отпала необходимость использовать маршрут через Ладожское озеро… Пайки значительно увеличились… Немцы продолжали артиллерийские обстрелы Ленинграда, причинявшие значительные потери. Но город возвращался к жизни, и продовольствия и горючего было если и не в избытке, то достаточно… Город все еще находился на осадном положении, но уже не содрогался в предсмертной агонии.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Снятие блокады Ленинграда

Блокада продолжалась до 27 января 1944, когда советское «Ленинградско-Новгородское стратегическое наступление» Ленинградского, Волховского, 1-го и 2-го Прибалтийского фронтов изгнало немецкие войска с южной окраины города. Балтийский флот обеспечил 30% авиационной мощи для окончательного удара по врагу.

…15 января 1944 г. начался самый мощный артобстрел в войне – полмиллиона снарядов обрушились на немецкие позиции в течение всего полутора часов, после чего советские войска перешли в решительное наступление. Один за другим освобождались города, так долго находившиеся в руках немцев, а немецкие войска под натиском вдвое превосходящих численностью частей Красной армии неудержимо откатывались назад. Потребовалось двенадцать дней, и в восемь часов вечера 27 января 1944 г. Говоров наконец смог доложить: «Город Ленинград полностью освобожден!»

В тот вечер в ночном небе над городом рвались снаряды – но это была не немецкая артиллерия, а праздничный салют из 324 орудий!

Она продолжалась 872 дня, или 29 месяцев, и наконец этот момент настал – блокада Ленинграда закончилась. Потребовалось еще пять недель, чтобы полностью выбить немцев из Ленинградской области…

Осенью 1944 г. ленинградцы молча смотрели на колонны немецких военнопленных, вошедших в город, чтобы восстанавливать разрушенное ими самими. Глядя на них, ленинградцы не испытывали ни радости, ни гнева, ни жажды отмщения: это был процесс очищения, им просто нужно было посмотреть в глаза тем, кто так долго причинял им невыносимые страдания.

(Р. Колли. «Блокада Ленинграда».)

Летом 1944 г. финские войска были оттеснены за Выборгский залив и реку Вуоксу.

Музей обороны и блокады Ленинграда

Даже во время самой блокады городскими властями собирались и показывались публике военные артефакты – вроде немецкого самолета, который был сбит и упал на землю в Таврическом саду. Такие объекты собирались в специально отведенном здании (в Соляном городке). Выставка вскоре превратилась в полномасштабный Музей обороны Ленинграда (ныне Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда). В конце 1940-х – начале 1950-х годов Сталин истребил многих ленинградских руководителей в ходе так называемого Ленинградского дела . Подобное было и до войны, после убийства в 1934 Сергея Кирова , а теперь еще одно поколение местных государственных и партийных функционеров было уничтожено, за то, что они якобы публично переоценивали важность города как независимой боевой единицы и собственную роль в победе над врагом. Их детище, Ленинградский музей обороны, был разрушен, и многие ценные экспонаты уничтожены.

Музей был возрожден в конце 1980-х с тогдашней волной «гласности», когда были опубликованы новые шокирующие факты, показавшие героизм города во время войны. Выставка открылась в своем прежнем здания, но до сих пор не восстановила первоначальный размер и площадь. Большая часть прежних её помещений тогда уже успела перейти к разнообразным военным и правительственным учреждениям. Планы постройки нового современного здания музея были приостановлены из-за финансового кризиса, но нынешний министр обороны Сергей Шойгу обещал всё же расширить музей.

Зеленый пояс Славы и монументы в память блокады

Празднование памяти осады получило второе дыхание в 1960-х годах. Ленинградские деятели искусства, посвящали свои произведения Победе и памяти о войне, свидетелями которой были сами. Ведущий местный поэт и участник войны Михаил Дудин предложил возвести кольцо памятников на местах боёв тяжелейшего периода блокады и связать их зелёными насаждениями вокруг всего города. Это было началом «Зеленого пояса Славы».

29 октября 1966 на 40-м км Дороги Жизни, на берегу Ладожского озера в районе села Кокорево был сооружён памятник «Разорванное кольцо». Разработанный Константином Симуном, он был посвящён как тем, кто спасся через замерзшую Ладогу, так и погибшим в ходе блокады.

9 мая 1975 на площади Победы Ленинграда был установлен монумент героическим защитникам города. Этот памятник представляет собой огромный бронзовое кольцо с разрывом, который указывает на место, где советские войска в конце концов прорвали немецкое окружение. В центре русская мать укачивает своего умирающего сына-солдата. На памятнике начертана надпись: «900 дней и 900 ночей». Выставка под памятником содержит наглядные свидетельства этого периода.

С гневом и негодованием отвергаю нелепое обвинение, что я утверждал, будто бы все ленинградцы были людоедами. Наоборот! Я могу назвать множество тех, кто заведомо не был людоедом. Это все руководство города, в их пайки входила черная и красная икра, фрукты, говядина, свинина, баранина и пр. Разумеется, на человеческое мясо они смотрели с отвращением.
И, наконец, вся армия, вплоть до последнего солдата и матроса. Что говорить о человеческом мясе, они и на блокадный хлеб смотрели с отвращением и для них готовили отдельно.

Вот они, подлинные герои, сохранившие высокий моральный уровень среди всех этих опустившихся стариков, обнаглевших женщин и развращенных детей!
Это повторяется из года в год. Выступают первые люди С-Петербурга и говорят, обращаясь к блокадникам: «Вы отстояли город, вы внесли огромный вклад в победу, вы- герои» и тому подобное.

На самом деле: основное, почему Ленинград не был занят немцами - это приказ Гитлера, запрещавший войскам входить в город (кстати, существовал аналогичный приказ в отношении Москвы). Практически, после установления линии блокады, немцы отказались от всяких действий по дальнейшему захвату территории.

И неправда, будто немцы хотели заморить население Ленинграда голодом. В Смольном велись сепаратные переговоры с немецким командованием. Немцы предлагали снятие блокады в обмен на уничтожение Балтийского флота, вернее подводных лодок.

Жданов предлагал сдачу города со всем населением в обмен на вывод войск вместе с оружием. В одностороннем порядке немцы предлагали беспрепятственный вывод из города всего мирного населения, а также разрешали свободный провоз продовольствия в город.

И это были не просто слова - в Ленинград беспрепятственно проехали несколько хлебных обозов (с одним из них, через две линии фронта спокойно приехала из Москвы сестра Ольги Берггольц.

Кстати, множество косвенных фактов говорит о том, что город был буквально набит продовольствием (Кондитерская фабрика проработала почти всю блокаду, тоже масложиркомбинаты). После войны в торговлю «выбросили» тушенку, изготовленную, как следовало из надписей на банках, в 1941 году в Ленинграде! Население города- женщины, дети, старики ничего не решали и никого не защищали и не могли защитить. Власти заботились лишь о том, чтобы они спокойно и без волнений вымерли.

Что касается «патриотизма», то его не было. Люди, в лучшем случае, старались выжить. Это привело к огромному размаху преступности. Убийства, особенно детей, стали обычным явлением. Подростки, объединенные в настоящие банды, нападали на машины с продовольствием, магазины и склады. Их безжалостно убивала охрана.

Почитайте памятку, которую получали военнослужащие, по какой-либо причине, отправлявшиеся в город. Эта памятка рассматривала город, как враждебный, предупреждала о возможности внезапного нападения, а в случае опасности предлагала немедленно применять оружие.

В городе беспрепятственно и безнаказанно действовали немецкие агенты. Во время налетов можно было наблюдать необычные для нас ракеты - так называемые «зеленые цепочки». Они указывали самолетам цели для бомбардировок. Эти агенты так и не были пойманы. Запуганное население не только не помогло НКВД в борьбе со шпионами, но избегало всяческих контактов с властями, соглашаясь за банку консервов выполнять любые задачи.

После того, как были съедены собаки, кошки, голуби, даже вороны с крысами, единственным мясом, доступным для населения, стали сами люди.

Современная психология позволяет путем соответствующих опросов выявить и то, что люди скрывают изо всех сил. Было проведено (разумеется, секретное) исследование выживших блокадников на эту тему. Результат был ошеломляющим.

Есть такая вещь, как справедливость. На нее имеет право даже самый отъявленный негодяй и преступник, если его несправедливо обидят.

Все блокадники, независимо от того, как они выжили, имеют право на компенсацию со стороны государства и общества, поставившее их в такое положение. Но когда их называют героями и прославляют, то это только попытка расплатиться словами, а не деньгами.

Господа ораторы! Вы все знаете не хуже меня. Любой, кто действительно заинтересуется блокадой, может все выяснить. А ваши лживые выступления - откровенное обесценивание всех высоких слов, вклад в общее разрушение морали всей страны!
Будьте вы прокляты!
Это говорю вам не я, достаточно объективный и циничный интеллектуал (интеллигент во втором поколении!) Это те, кого погубили в блокаду Ленинграда.

Я - осторожный и практичный человек; просто пишу о том, как это все было. Мне пришлось ждать этого времени довольно долго.

Если вам интересно что же на самом деле происходило в то время, то почитайте публикации, появившиеся в последнее время. Можете еще послушать «Эхо Москвы» и их передачу «Цена победы». Там также работают острожные люди и от этого то, что они сообщают, становится еще более обоснованным…

Нет смысла тратить время на пропагандистские измышления прошлого.

Короче говоря, заявляю лишь самый общий вывод: в блокаду Ленинграда не немцы, а наши власти были заинтересованы в том, чтобы население города погибло от голода.

Немцы же наоборот, делали попытки взвалить обеспечение продовольствием бесполезного населения Ленинграда, в виде стариков, женщин и детей, на нас. Им это не удалось.

Что ж, все правильно. «Все для фронта, все для Победы».

И мы сделали для фронта все, что было нужно.

А сейчас я просто передаю вам предсмертные проклятия умерших от голода в ледяном безжалостном городе, в первую очередь детей.

Я - их ровесник.

Будьте вы прокляты!
Уроки блокады и стремление к вымиранию
Мы все еще не настолько прониклись цивилизацией, чтобы полностью зависеть от рафинированного питания. Пожалуй, даже наоборот - генетически мы еще не совсем приспособились к такому питанию. Нас окружает вполне съедобный для нас мир. Окружающие нас растения более чем на 90% не только съедобен, но даже полезны в отношении нашего здоровья. Вполне можно есть борщевик и репей. Мать-и-мачеха съедобна целиком. У лопуха, например, можно есть корни, стебли, черенки листьев; сами листья горькие и несъедобны. Корни тростника, в изобилии растущего по берегам Финского залива, Сестрорецкого и Лахтинского разливов, а также вдоль многочисленных речек и ручьев, можно высушить, перемолоть в ручных мельницах или мясорубках. Если уж вы совершенно беспомощный растяпа, то смело сдирайте лишайник со стволов деревьев, камней, стен зданий. Можете съедать так или варить. Вполне можно пообедать моллюсками, многими насекомыми, лягушками и ящерицами. С начала войны и до начала блокады было достаточно времени для того, чтобы засушить, замариновать, засолить неограниченные запасы всей этой снеди.

Блокада Ленинграда не первый эксперимент в этом направлении. В 1917-18 гг. большевики ввели «хлебную монополию» и принялись расстреливать крестьян, привозивших в город хлеб. Однако в тот раз не удалось довести дело до конца, до Пискаревского кладбища и Парка Победы на пепле сожженных. Население просто разбежалось по деревням.

В 1950 гг. я с удивлением узнал, что в Ленинградской области есть деревни, в которые невозможно проехать зимой, а летом- только на тракторе. Во время войны такие деревни не видели ни немцев, ни красноармейцев. Разве что иногда вездесущих дезертиров.

Во многих городах стояли пустые дома: люди уходили в город, или власти выселяли «кулаков», а в 1939 г. еще и финнов, выселяли для удобства управления с хуторов и мелких деревень в деревни вдоль дорог.

Так что вполне было куда бежать.

Но произошло противоположное: народ побежал в город.

Что случилось, что сломалось в психологии народа?

Не только бороться за свои права и даже за саму жизнь, за жизнь своих детей и семей ленинградцы оказались не способны.

Операция “Блокада”
Негодяи обожают порядочных людей, просто их боготворят. Их самое заветное желание в том, чтобы все вокруг были просто-таки святыми. Именно за это они (негодяи) агитируют, призывают, уговаривают. Ну, конечно, эта любовь чисто платоническая.

Вас не удивлял интересный факт: о помощи, льготах блокадникам Ленинграда говорят уже более полвека. И не только говорят. На это выделяют бюджетные деньги, квартиры и так далее.

Об этом знаю не понаслышке: примерно лет 40 назад помогал блокадникам получить причитающиеся им квартиры, и помню, чего им это стоило. С привычной наглостью могу сказать, что если бы не моя помощь, то ничего бы они не получили. Ведь если бы вся выделяемая помощь доходила до адресатов (блокадников), то никакой проблемы бы с ними не существовало!

Негодяи были всегда. Никуда они не подевались и во время блокады. Надо сказать, что для многих это время стало временем сказочного обогащения. Когда был создан музей блокады в первом его исполнении, случилось так, что в нем оказалось большое количество воспоминаний, сообщавших о фактах, которые были весьма красноречивы. А это очень опасно для негодяев. И музей был ликвидирован. Собранные материалы уничтожены (конечно только те, что были опасными). Кстати, одно время количество блокадников стало стремительно нарастать. Сказать почему или сами догадаетесь о причинах «странного» явления?

Вот что особенно удивительно. Столько разоблачений с злоупотреблениями, растратами государственных средств во всех областях. И полная тишина и благолепие в делах, связанных с блокадой. Никаких проверок. Все честно и благородно. А ведь это так просто. Например, получение квартир. Естественно, что в первую очередь должны получать более серьезно пострадавшие-раненые, потерявшие здоровье и родных. В принципе, совсем просто составить некую шкалу.

А вот как было на самом деле?
Еще одна ложь о Блокаде
«Ленинград снабжался продовольствием «с колес». Запасы продовольствия в Ленинграде были на… (далее в зависимости от фантазии говорящего)».

Ребята! Мы находимся в стране сезонного производства продовольствия. Не только зерно и овощи. Даже забой скота, производство молока и яиц в те времена, когда еще не вывели специальных пород, было сезонным.

Так что волей-неволей для Москвы и Ленинграда, и вообще для всей страны создаются запасы продовольствия, по меньшей мере, на год. Вопрос только в том, где они хранятся. Некогда действительно в селах, откуда их вывозили зимой, но тоже достаточно быстро: за 1-2 месяца. Советская власть сократила и механизировала этот путь. Железные дороги позволяли быстро доставлять урожай к месту потребления.

Откуда же взялись эти несомненно подлинные тревожные крики: «в городе осталось продовольствия на 2 дня»? Речь идет о продовольствии в потребительской сети, практически о продуктах, находящихся в магазинах. Зерно на элеваторах и мукомольных предприятиях, запасы сахара, какао, и других ингредиентов на кондитерских фабриках и других предприятиях пищевой промышленности к этому не относились.

Даже в мирное время более чем годовой запас продовольствия находился, если не в городе, то рядом, в ближайших пригородах. Надо быть очень недобросовестным человеком, чтобы выдавать продукты в потребительской сети за все имеющееся.

Кстати, задумайтесь над таким парадоксом: Ленинградская область способна все-таки удовлетворять одну потребность города: картофель!

Казалось бы, нет хлеба, приходится сидеть на картошке…

Куда же сразу же исчезла картошка?!
Главный вопрос блокады
Это было вскоре после войны. В это время еще скрывали голод в Ленинграде, ленинградцы погибли от «варварских бомбежек и обстрелов», но не от голода. Так гласила официальная версия.

Однако о голоде уже потихоньку говорили. Во всяком случае, я знал о нем уже достаточно. Я спросил у своего приятеля, проведшего детство в блокаде, в самом городе.

- «Голод?» Удивился он. «Мы питались нормально, у нас никто не умер от голода!» Потрясало то, что этот человек отличался потрясающей правдивостью. Это было для меня поразительной загадкой, пока я не догадался спросить о его родителях. И все сразу встало на свои места!

Его мать работала в Смольном. Он жил в охраняемом доме и всю блокаду гулял только во дворе дома. В город его не выпускали (и правильно делали!) Он ничего не видел и не знал.

Наши историки любят иногда заключать свои выступления о блокаде туманными намеками, нечто вроде «о блокаде еще не все сказано, многое предстоит узнать». Ну, если за полвека, при наличии сотен тысяч живых свидетелей не смогли все выяснить, то вряд ли когда уже смогут. А вернее захотят.

Главный вопрос - конечно продовольствие. Сколько его было, где оно находилось и кто им распоряжался.

Возьмите подшивки «Правды» военного времени. Вы найдете там кучу пламенных статей: «Не оставлять врагу ни одного колоска! Увозите или уничтожайте продовольствие!» И запасы продовольствия действительно подчистую вывозили. Есть опубликованные воспоминания о дорогах Украины в первые месяцы войны. Они были забиты. Забиты не беженцами (самовольная эвакуация была запрещена), а коровами, овцами и другим скотом. Их гнали, конечно, не за Урал, а до ближайшего мясокомбината, откуда они отправлялись дальше виде туш, консервов и т.д. Работники мясокомбинатов освобождались от призыва.

Посмотрите на карту железных дорог Росси. Все продовольствие могло свозиться только в два города: Москва и Ленинград. Причем, Ленинграду «повезло» - эшелоны в Москву заполнялись стратегическим сырьем, оборудованием заводов, советскими и партийными учреждениями и для продовольствия места почти не оставалось. Все приходилось везти в Ленинград.

Как известно, девушек города отправляли на рытье противотанковых рвов (кстати, оказавшихся бесполезными). А что делали юноши? Курсанты многочисленных училищ и ВУЗов военного значения? Каникулы отменили, но без какой-либо подготовки сразу отправлять их на фронт было невозможно, поэтому дне они учились, а вечером разгружали вагоны. Вагоны с продовольствием, заметим.

Известна телеграмма Жданова Сталину: « Все склады забиты продовольствием, принимать больше некуда». Почему-то никто не приводит ответ на эту телеграмму. А ведь он очевиден: Используйте все свободные помещения, оставшиеся от эвакуированных заводов и учреждений, исторические здания и т.д. Конечно, такой «выход» как просто раздать продовольствие населению категорически исключался.

Как это ни странно, но можно вполне объективно и документально оценить общее количество продовольствия, свезенного в Ленинград. Целый ряд публикаций: «Железные дороги в период войны», «Гражданский флот в войну» с хорошей ведомственной гордостью указывают многие десятки тысяч тонн продовольствия, доставленного в Ленинград.

Любой желающий может просто сложить приведенные цифры (пусть даже несколько и завышенные!) и разделить их на количество населения и войск и на 900 дней блокады. Результат будет просто поразительный. На такой диете не только не умрешь с голоду, но и похудеть не получится!

Однажды мне удалось задать историку вопрос: «Так кто же съел все продовольствие, да еще так быстро?». На что получил ответ: «Жданов передал все продовольствие армии».

Ну и что, скажете вы. В любом осажденном городе продовольствие передается под контроль военных. Главное, чтобы оно не ушло из города. При любом мнении об умственных способностях наших военных нельзя представить, что они увезли его в Вологду или Среднюю Азию. Просто у складов была выставлена охрана, а их местоположение объявлено военной тайной.

Вот такая вот окончательная «тайна» - ленинградцы умирали от голода у складов, забитых продовольствием.

Что же роднит нас с немцами и резко отличает от американцев, французов и англичан? Мы, как и немцы, проиграли войну. Настоящие победители - Коммунистическая Партия и ее мудрое руководство. Они разгромили не только немцев, но и нас.

Признаюсь честно - мне не очень жалко стариков и женщин, погибших в блокаде. Они сами выбрали и терпели это руководство.

Однако мне очень жалко детей, будущее России. Их могли бы пожалеть…

Наверное, справедливо, что в такой стране перестают рождаться дети!
Как горели Бадаевские склады
Интересной чертой большевиков было их стремление к «научности» или хотя бы «наукообразности». В частности, это отразилось на их отношении к такому явлению как голод. Голод старательно изучали, делали вполне практические выводы и, наконец, вполне «научно» использовали в своих целях. Уже голод в Поволжье находился под наблюдением многочисленных (конечно, сытых!) наблюдателей, которые составляли и отсылали подробные отчеты. Откровенно проводили «генетический» отбор, выборочно спасая тех, кто представлялся перспективным для создания «нового» человека. Дальнейшая история страны предоставила огромные возможности в этом отношении. Были собраны обширные материалы, которые изучали в секретных институтах НКВД и КГБ.

Война. Все для фронта, все для победы!

Для победы, среди прочего, было полезно быстро избавиться от «бесполезного» населения Ленинграда. Это мог обеспечить правильно организованный голод.

Централизованная система снабжения легко позволяла это сделать. В предвоенные годы населению не позволяли иметь подсобные хозяйства и делать значительные запасы продовольствия. Однако летом 1941 г в Ленинград вывезли все запасы продовольствия из западных областей страны. Ленинградцы разгружали это продовольствие, держали его в своих руках. И о нем знал весь город. Следовательно, надо былопридумать какое-то объяснение «исчезновению» продовольствия из города.

Так была разработана операция «Бадаевские склады». Эти склады никогда не были основными и по величине уступали многим другим, но были, однако, самыми известными в основном потому, что на них традиционно хранились сладкие вещи - сахар и кондитерские изделия. Иногда их дешево продавали прямо со склада.

Юристы знают, что в силу индивидуального восприятия, показания свидетелей никогда полностью не совпадают. Однако рассказы о пожаре на Бадаевских складах очень похожи на заученный текст: густой дым над Ленинградом, горящий сахар «текущий рекой», сладкая обгорелая земля, которую продавали после пожара…

На самом деле, когда наблюдатели ПВО увидели начало пожара в районе складов, они немедленно сообщили об этом в пожарную команду. Со всех концов города к складам немедленно устремились пожарные расчеты. Однако их остановило оцепление НКД. До самого конца пожара на территорию складов никого не пускали и вблизи пожар никто не видел! Стоявшие у оцепления пожарники открыли пожарные гидранты и обнаружили, что воды нет и система перекрыта.

Склады сгорели быстро и дотла, не оставив ни обгорелых продуктов, ни слитков расплавленного сахара. Что касается сладкой обгорелой земли, то у любых сахарных заводов земля всегда сладкая, как до пожара, так и после.

Ну а как же густой черный дым, висевший над городом? Дым был, однако не со сгоревших складов. Одновременно горели, а вернее тлели жмыхи (знаменитая «дуранда») на соседнем масложировом комбинате. Кстати, почему они загорелись и отчего их не тушили - это очень интересный вопрос! Огня там практически не было, а вот дыма - навалом.

После пожара было объявлено, что погибла основная часть продовольственных запасов города. Это сразу позволило ввести резкие ограничения на распределение продуктов и начать запланированный голод.

В этой истории поражает не хладнокровии и бесчувственность наших властей (видели и не такое!), а поразительная доверчивость блокадников. Подавляющее большинство до сих пор верит, что голод был вызван пожаром Бадаевских складов и всю прочую чушь, которую нам внушают «историки».

Ну, хорошо, сахар еще может гореть, если его уложить так, чтобы обеспечить свободный доступ воздуха, пусть так, а как быть с консервами, с картошкой, зерном, мясом, колбасой и рыбой, с молочными продуктами? Ведь их сжечь можно лишь в специальных печах.

К тому же неужели все привезенное продовольствие (плюс обязательные, со времен Гражданской войны, стратегические резервы продовольствия), могло кончиться за пару недель?!

Что с нами происходит?

Может, мы и впрямь Страна дураков?

Free Speech. Свобода Слова.
Вадим Фомченко.

Интересное исследование неизвестной стороны жизнь в блокадном Ленинграде. Об этом не говорили, это не афишировали - но выжившие знали и помнили....

В осажденном Ленинграде существовали рынки, хотя подвоз продуктов на них практически прекратился. Стихийная, вольная торговля в городе не только не исчезла, но неудержимо увеличивалась в масштабах, реагируя на колоссальную нехватку продуктов фантастическим ростом цен. Однако блокадный рынок стал единственным дополнением к скудному рациону питания, а нередко источником выживания. Почти две трети населения города искали спасения на рынке, на толкучке, а также у знакомых и незнакомых «коммерсантов». Что из себя представлял рынок в осажденном городе? Сам рынок закрыт. Торговля идет вдоль Кузнечного переулка от Марата до Владимирской площади и дальше по Большой Московской. Взад и вперед ходят людские скелеты, замотанные ни весть во что, в свисающих с них разномастных одеждах. Они вынесли сюда все, что могли, с одним желанием – обменять на еду. Собственно рынок был закрыт, а люди ходили взад-вперед по Кузнечному переулку перед зданием рынка и заглядывали друг другу через плечо. (На фото – Кузнечный рынок).

Большинство участников блокадной рыночной торговли составляли обычные горожане, стремившиеся приобрести какую-либо пищу за деньги или выменять ее на свои вещи. Это были ленинградцы, получавшие иждивенческие карточки, нормы выдачи продуктов по которым не давали шанса на жизнь. Впрочем, были здесь не только иждивенцы, но и рабочие, военные, с большими нормами питания, но, тем не менее остро нуждавшиеся в дополнительной пище или стремившиеся произвести обмен в самых разных, порой немыслимых сочетаниях.

Желавших купить или обменять свои вещи на еду на рынке было значительно больше обладателей вожделенных продуктов. Поэтому важными персонажами рыночной торговли были спекулянты. Они ощущали себя хозяевами положения на рынке и не только. Ленинградцы были потрясены. «Обыкновенные люди вдруг обнаружили, что у них мало общего с торговцами, возникшими вдруг на Сенном рынке. Какие-то персонажи прямо со страниц произведений Достоевского или Куприна. Грабители, воры, убийцы, члены бандитских шаек бродили по ленинградским улицам и, казалось, приобретали большую власть, когда наступала ночь. Людоеды и их пособники. Толстые, скользкие, с неумолимо стальным взглядом, расчетливые. Самые жуткие личности этих дней, мужчины и женщины».

В поведении, организации своего «бизнеса» эти люди проявляли большую осторожность. «На рынке обычно продавался хлеб, иногда целыми буханками. Но продавцы вынимали его с оглядкой, буханку держали крепко и прятали под пальто. Они боялись не милиции, они отчаянно боялись воров и голодных бандитов, способных в любой момент вынуть финский нож или просто ударить по голове, отобрать хлеб и убежать» .

В дневниках и мемуарах блокадники нередко пишут о шокировавших их социальных контрастах на улицах блокадного Ленинграда. «Вчера Татьяне принесли полкило пшена за 250 р. Даже я поразилась наглости спекулянтов, но все же взяла, т. к. положение остается критическим, – свидетельствует 20 марта 1942 г. сотрудница Публичной библиотеки М. В. Машкова. – …Жизнь удивительная, можно подумать, что все это дурной сон» .

Еще один тип продавца-покупателя – военнослужащий, который был весьма желанен как торговый партнер для большинства блокадников, особенно для женщин, составлявших преобладающую часть очередей в магазинах и большую часть посетителей ленинградских рынков. «На улицах, – записывает в дневнике в ноябре 1941 г. военный корреспондент П. Н. Лукницкий, – все чаще плеча моего касаются женщины: “Товарищ военный, вино вам не нужно?” И на короткое: “Нет!” – робкое оправдание: “Я думала на хлеб променять, грамм бы хоть двести, триста…”».

Среди участников блокадного торга были особые, страшные персонажи. Речь идет о продавцах человеческого мяса. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени... Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то рыхлым и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды».
О том, что на рынках города предлагали купить человечину, блокадники вспоминают нередко, в частности, о продававшемся на толкучке на Светлановской площади студне. «На Сенной площади (там был рынок) продавали котлеты, – вспоминает инвалид войны Э. К. Худоба. – Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы».
Блокадница И. А. Фисенко вспоминает о том, как она осталась голодной, когда ее отец вылил кастрюлю имевшего специфический запах и сладковатый вкус бульона, сваренного из человечьего мяса полученного матерью в обмен на обручальное кольцо».
Правда, за все время блокады только 8 арестованных граждан заявили, что они убивали людей в целях продажи человеческого мяса. Обвиняемый С. рассказывал, как они с отцом неоднократно убивали спящих у них людей, затем разделывали трупы, засаливали мясо, варили его и под видом конины обменивали на вещи, водку, табак.

В блокадном городе «… можно быстро разбогатеть, будучи шкуродером, – свидетельствует рабочий А. Ф. Евдокимов. – А шкуродеров развелось последнее время очень много, и торговля с рук процветает не только на рынках, но у каждого магазина».21 «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе».
«Уезжают многие, – записывает 20 февраля 1942 г. в дневнике С. К. Островская. – Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 р. с головы, на самолете – 6000 р. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе, как трупными мухами. Какая мерзость!»

«Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие – ожиревшие от воровства из чужих желудков, – записывает 20 июня 1942 г. в дневнике фронтовик, секретарь комитета ВЛКСМ завода им. Сталина Б. А. Белов. – У одних остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война – кому нажива. Эта поговорка в моде нынче. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами – думают долго прожить. … кто смел тот и съел. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками».

«Сегодня шла “Марица”. Театр был битком набит, – записывает в дневнике в марте 1942 г. учитель А. И. Винокуров. – Среди посетителей преобладают военные, официантки из столовых, продавщицы продовольственных магазинов и т. п. – люд, обеспеченный в эти ужасные дни не только куском хлеба, а и весьма многим».
«Был на “Сильве” в Александринке. Странно смотреть, как артисты поют и пляшут. Глядя на золото и бархат ярусов, на пестрые декорации, можно забыть о войне и хорошо посмеяться. Но у хористок под гримом – следы дистрофии. В зале много военных в скрипящих портупеях и завитых девушек нарпитовского типа» (23 июля 1942 г.).
Такие же эмоции вызывает значительная часть театральной публики у М. В. Машковой: «Чтобы вырваться из плена голода и забыться от смрада смерти, поплелись сегодня с Верой Петровной в Александринку где ставит спектакли Музыкальная комедия. … Народ, посещающий театр, какой-то неприятный, подозрительный. Бойкие розовые девчонки, щелкоперы, выкормленные военные, чем то напоминает НЭП. На фоне землистых истощенных ленинградских лиц эта публика производит отталкивающее впечатление».

Резко негативное отношение вызывали у ленинградцев те, кто не просто не голодал, но наживался на этой трагической ситуации. Прежде всего, речь идет о тех, кого блокадники видели чаще всего – о продавцах магазинов, работниках столовых и т. д. «Как омерзительны эти сытые, пышно-белые “талонщицы”, вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты, – записывает 20 сентября 1942 г. в дневнике блокадница А. Г. Берман. – Это делается просто: “по ошибке” вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя».

«С кем ни беседуешь, от всех слышишь, что последний кусок хлеба, и тот полностью не получить, – записывает 6 июня 1942 г. в дневнике Б. А. Белов. – Воруют у детей, у калек, у больных, у рабочих, у жителей. Те, кто работает в столовой, в магазинах, или на хлебозаводе – сегодня являются своеобразным буржуа. Какая-нибудь судомойка живет лучше инженера. Мало того, что она сама сыта, она еще скупает одежду и вещи. Сейчас поварской колпак имеет такое же магическое действие, как корона во время царизма» .

Об открытом недовольстве ленинградцев работой и работниками магазинов, столовых, крайне негативном отношении горожан к спекуляции и спекулянтам свидетельствуют документы правоохранительных органов, следивших за настроениями населения осажденного города. Согласно сообщению Управления НКВД по Ленинградской области и Ленинграду от 5 сентября 1942 г., среди населения города увеличилось количество высказываний, выражающие недовольство работой столовых и магазинов. Горожане говорили, что работники торговли и снабжения расхищают продукты питания, спекулируют ими, обменивают на ценные вещи. В письмах из Ленинграда горожане писали: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много»; «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотреть на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото»; «Хорошо живут те, кто в столовых, в магазинах, на хлебозаводах работают, а нам приходится много времени тратить, чтобы получить мизерное количество пищи. А когда видишь наглость сытого персонала столовой – становится очень тяжело». За последние десять дней, констатируется в сообщении Управления НКВД, подобных сообщений зарегистрировано 10 820, что составляет 1 сообщение на 70 человек населения Ленинграда.

Спекулянты, с которыми блокадники сталкивались на городских рынках и толкучках, бывали и в домах ленинградцев, вызывая еще больше омерзения и ненависти.
«Однажды в нашей квартире появился некий спекулянт – розовощекий, с великолепными широко поставленными голубыми глазами, – вспоминает литературовед Д. Молдавский. – Он взял какие-то материнские вещи и дал четыре стакана муки, полкило сухого киселя и еще что-то. Я встретил его уже спускающегося с лестницы. Я почему-то запомнил его лицо. Хорошо помню его холеные щеки и светлые глаза. Это, вероятно, был единственный человек, которого мне хотелось убить. И жалею, что я был слишком слаб, чтобы сделать это…»

Попытки пресечь воровство, как правило, не имели успеха, а правдолюбцы изгонялись из системы. Художник Н. В. Лазарева, работавшая в детской больнице, вспоминает: «В детской больнице появилось молоко – очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра полу- чает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но его каждый раз недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказала: “Поговори еще и вылетишь!” И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему – трудармейцы».

Приехавший с фронта в блокадный город ленинградец вспоминает: «…я встретил на Малой Садовой… свою соседку по парте Ирину Ш. веселую, оживленную, даже элегантную, причем как-то не по возрасту – в котиковой манто. Я так несказанно обрадовался ей, так надеялся узнать у нее хоть что-нибудь о наших ребятах, что сперва не обратил внимания на то, как резко выделялась Ирина на фоне окружавшего города. Я, приезжий с “большой земли”, вписывался в блокадную обстановку и то лучше.
– Ты сама чего делаешь? – улучив момент прервал я ее болтовню.
– Да… в булочной работаю… – небрежно уронила моя собеседница… ... странный ответ.
Спокойно, ничуть не смутившись, молодая женщина, за два года до начала войны кончившая школу, сообщила мне, что работает в булочной – и это тоже вопиюще противоречило тому, что мы с ней стояли в центре истерзанного, едва начавшегося оживать и оправляться от ран города. Впрочем, для Ирины ситуация явно была нормальной, а для меня? Могли ли это манто и эта булочная быть нормой для меня, давно позабывшего о мирной жизни и свое нынешнее пребывание в Питере воспринимавшего как сон наяву? В тридцатые годы молодые женщины со средним образованием продавщицами не работали. Не с тем потенциалом кончали мы тогда школу… не с тем зарядом…»

Е. Скрябина во время эвакуации со своими больными и голодными детьми помимо обычных в такой экстремальной ситуации неудобств ощутила «мучения другого порядка». Женщина и ее дети получили психологическую травму, когда после посадки в вагон жена начальника госпиталя и ее девочки «достали жареных кур, шоколад, сгущенное молоко. При виде этого изобилия давно невиданной еды Юрику сделалось дурно. Мое горло схватили спазмы, но не от голода. К обеденному времени эта семья проявила “деликатность”: свой угол она занавесила, и мы уже не видели, как люди ели кур, пирожки и масло. Трудно оставаться спокойной от возмущения, от обиды, но кому сказать? Надо молчать. Впрочем, к этому уже привыкли за многие годы».

Реалии блокадной повседневности, приходя в противоречие с традиционными представлениями о правде и справедливости, с политическими установками, побуждали ленинградца задаваться мучительными вопросами морального порядка: «Почему тыловой старшина щеголяет в коверкоте и лоснится от жира, а серый, как его собственная шинель, красноармеец, на передовой собирает поесть траву возле своего дзота? Почему конструктор, светлая голова, создатель чудесных машин стоит перед глупой девчонкой и униженно выпрашивает лепешку: “Раечка, Раечка”? А она сама, вырезавшая ему по ошибке лишние талоны, воротит нос и говорит: “Вот противный дистрофик!”»

Большинство блокадников крайне негативно относились к спекулянтам, наживавшимся на голоде, безвыходном положении сограждан. В то же время, отношение ленинградцев к полукриминальной и преступной блокадной коммерции было двойственным. Противоречие порождалось ролью, которую играли спекулянты в судьбе очень многих блокадников. Как и во время гражданской войны, когда благодаря преследуемым советской властью мешочникам многим петроградцам удалось пережить голод, так и в период блокады значительная часть жителей города не просто рассчитывала встретиться на рынке, но стремилась наладить отношения (если были вещи для обмена) с теми, у кого была еда.

Учитель К.В. Ползикова-Рубец оценивает как исключительное везение то, что в самое тяжелое время – в январе 1942 г., случайный человек продал ее семье два с половиной килограмма мороженой брюквы, а на другой день случилась новая удача – приобретение килограмма конины.
Очевидна и огромна радость начальника отделения Управления дорожного строительства Октябрьской железной дороги И. И. Жилинского, приобретшего хлеб с помощью посредницы: «Ура! М. И. принесла за крепдешиновое платье 3 кило хлеба» (10 февраля 1942 г.)

«Бизнес» блокадных спекулянтов был основан прежде всего на хищениях продуктов питания из государственных источников. «Коммерсанты» наживались на недоедании, голоде, болезнях и даже смерти сограждан. В этом не было ничего нового. Такое не раз случалось в истории России, особенно во время социальных катаклизмов. Не стал исключением и период ленинградской блокады. Наиболее ярко стремление выжить одних и желание нажиться других проявилось на стихийных торжищах осажденного города. Поэтому блокада для первых стала апокалипсисом, для вторых – временем обогащения.

Да, и в нынешнее время сограждане наживаются на бедах соотечественников. Вспомните «санкции». Ценник на многие товары подскочил в два и более раза не из-за вводимых ограничений западных стран, а в результате жадности современных российский барыг, которые использовали санкции для оправдания своей алчности, завышенных до невозможности цен…

Кошмар под крышами

В сентябре в Ленинграде находилось около 2,5 миллионов человек. Запасов, позволяющих обеспечить такую массу народа, конечно, не существовало. Вдобавок, вермахт имел возможность бомбить город и даже вести обстрел из артиллерии наибольшей мощности и дальнобойности. Хотя от артиллерийского огня погибло или пострадало почти 3 тысячи человек к первой же военной зиме, ущерб от этих ударов на общем фоне не был велик. Тем более, с немецкой артиллерией старались бороться артиллерийская группа Ленинградского фронта и флот – благо, последний располагал в том числе тяжелыми орудиями на двух линкорах. С самого начала ленинградцам предстояло бороться против трех всадников Апокалипсиса: голод, холод, эпидемии.

Ленинград еще летом начали готовить к возможным боям на улицах. Маскировались все значимые объекты, парки перекапывались щелями для укрытия от бомбардировок. Авральными темпами формировались добровольные пожарные дружины и местная противовоздушная оборона. В МПВО записались 275 тысяч(!) человек, задачей которых было тушить зажигательные бомбы при помощи элементарных мер вроде ящиков с песком и откапывание заваленных.

Две школьницы, потушившие зажигательную бомбу, упавшую на крышу их дома

Да, эти люди имели лишь базовую подготовку, но благодаря тому, что инструктажем и оснащением озаботились заранее, люди из МПВО потушили несколько тысяч пожаров, изолировали неразорвавшиеся бомбы, выкопали из-под развалин несколько тысяч сограждан. Огромное количество хорошо организованных добровольцев оказалось значимым фактором для защиты города. Опыт МПВО оказался столь удачен, что именно на ее базе в 60-е годы появились структуры гражданской обороны СССР.

Еще до блокады начался снос сараев, деревянных заборов, перегородок и прочего. Пожарные водоемы чистили и создавали новые. Без преувеличения, город готовили к войне все, способные работать.

Женщина – работница Публичной библиотеки – рассказывала: «В библиотеке началась сумасшедшая работа. Ведрами, по живому конвейеру, поднимали мы на чердак песок и там развозили его на тележках. Лето было душное, жаркое. Все мы, почти голые, обливаясь потом, носились под раскаленной крышей, напоминая собой чертей в аду. А окраска балок… Сначала нам эта работа даже показалась занимательной, но потом мы очень уставали от нее. Краска разъедала лицо и руки, часто, несмотря на защитные очки, попадала в глаза; руки, не привыкшие держать тяжелую кисть, ломило невыносимо».

Две женщины в разрушенной артобстрелом квартире

При этом, однако, городские власти допустили огромную ошибку в том, что касалось необходимой скорости эвакуации. Основная масса людей так и оставалась в Ленинграде на момент замыкания кольца. Действительно интенсивной эвакуация стала только в августе, когда уже были упущены несколько драгоценных недель.

Накоплением продовольствия городская администрация во главе с Андреем Ждановым озаботилась быстро. Проблема в том, что достать продукты было негде. Своеобразным источником пополнения запасов стала ловля рыбы в Финском заливе, но она превратилась в экстремальное занятие: ее вели под обстрелом. Рыбаки выходили на промысел в маскхалатах и, тем не менее, иногда нарывались на снаряд.

Уже осенью начались перебои с продовольствием. Урезанием пайков удалось растянуть запасы, но никакие резервы не были бесконечны. Осень оказалась только преддверием беды. Настоящий кошмар наступил в декабре.

Скот, согнанный в Ленинград из прифронтовых районов. Осень 1941 года

Блокада обрезала не только продовольствие. Топлива также катастрофически не хватало, а зима 1941-1942 годов была на редкость холодной. Рухнула выработка электроэнергии, общественный транспорт остановился. Затем вышла из строя система отопления. Отключился водопровод, перестала работать канализация.

Все это имело вполне определенные последствия для жителей: путешествия на работу и обратно на морозе забирали силы. Восстановить их было нечем. Обогреться можно было только у буржуек, которыми начали массово обзаводиться. Буржуйка помогала пережить морозы, но она же часто становилась причиной пожара. И все же главным врагом был голод.

Главной непосредственной причиной смерти стало истощение от недоедания. В сентябре уже были введены очень жесткие нормы питания: по 500 грамм хлеба в день рабочим, 300 – детям и служащим, 250 – иждивенцам. Даже эти нормы, которые никто не назвал бы роскошными, не выполнялись и постоянно срезались.

Обессиленные ленинградцы набирают воду

Солдаты на передовой теоретически получали по полкило хлеба даже в худшие времена, на практике они отказались от части этого пайка в пользу гражданских в тылу. Уже в сентябре этот хлеб наполовину состоял из солода и отрубей. Затем туда начали добавлять съедобную целлюлозу.

Минимальный паек зимой 1941-42 года составлял 250 грамм хлеба в сутки для рабочих и 125 грамм для всех прочих. Выживали те, кто мог найти пищу любым обходным путем, или те, кто сделал запасы летом, готовясь к худшему.

В ноябре появились первые несчастные с признаками дистрофии. В течение ноября с голоду умерло 11 тысяч человек. Затем пошло по нарастающей: 53 тысячи – в декабре, это уже столько умерших, сколько естественным образом скончалось за весь 1940-й.

Наконец, в январе 1942 года до 4 тысяч человек умирало в сутки – всего в этот январь умерло 120 тысяч ленинградцев, и почти столько же в феврале. Всего за время осады погибли более 630 тысяч жителей Ленинграда.

Жительница рассказывала: «Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт. Тут действительно можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв. Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания. Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня-завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать».

Любая пища становилась объектом отчаянной борьбы. Если где-то падала лошадь, ее очищали до состояния скелета тут же. За водой приходилось ходить к прорубям на Неве. Подобные переходы окончательно подрывали силы людей: часто упавший уже не мог встать. Иногда служащие (чаще всего – персонал местной ПВО и пожарные) успевали к таким людям прежде, чем они умирали.

Жители Ленинград разделывают мертвую лошадь

В декабре НКВД начал фиксировать тяжелейшее отчаяние в письмах из города родным:

«Вы все врете, и ты, и радио, и газеты. Мы перестали верить всему, верим только тому, что вокруг нас делается. У всех одно настроение, дали бы хотя бы чуть-чуть побольше пожрать, чтобы мы сами смогли свои ноги таскать. В общем, воюйте, защищайте евреев, а Ваши семьи будут здесь подыхать».

«Я как рабочий получаю в день 250 грамм хлеба и в столовой по карточке тарелку мутной воды, а на второе ложку бобов. Эта дневная порция. Я сильно отощал. На днях поймал кошку, зарезал, и мы с Бессоновым ее сварили и съели. Я рад и кошке, но их уже нет».

«Весь день занимает мысль, что бы поесть. Мы с папой съели двух кошек, их так трудно найти и поймать, все смотрим собачку, но их совсем не видно. Одно спасение это дуранда, мама печет из нее лепешки. Кое-когда ее удается достать на рынке путем обмена на разные вещи».

На хлебозаводе

«Хлеба 125 грамм на душу и почти ничего другого, сильно ослабли, едва ноги ходят. Поговаривают, что завод будет закрыт, т.к. угля нет. Джона застрелили и скушали, все равно бы издох».

«Наша жизнь - это ад. Ходим все опухшие от голода и находимся под непрерывным артиллерийским обстрелом. Вот до чего довели наши правители ленинградских рабочих. Нельзя этого простить никогда».

«Мы стали варить из столярного клея студень. Едим второй день, не знаю, что будет. В еду употребляют клей для обоев. Но его достать трудно. На рынке молоко 50 руб. за литр, дуранда 80 руб. кгр., картофель 50 руб. кгр., хлеб 100 руб., но и этого не достать».

«Ноги уже не двигаются, а ходить надо, работать надо. Жертв очень много, покойников хоронят без гробов, т.к. гробов нет. Варлаша умер от голода, все перед смертью просил поесть, вот его хороним без гроба, завязали в простыню».

Пациенты ленинградской больницы, погибшие от артналета

«Женя, мы умираем от голода. Борику приготовила на гроб доски. Но я так слаба, что не могу снести его на кладбище. Юрик настолько слаб, что уже не просит есть, лишь изредка кричит: «Мама, если нет кушать – убей меня», – это говорит 4-х летний ребенок. Хлеб забрала вперед. Сегодня 6-е, а взято на 8-е. Так бессмысленно умирать сейчас, когда положение на фронте стало радовать».

В городе свирепствовали уголовники. На продовольственные магазины нападали организованные банды с оружием. Один из таких деятелей, дезертир, попался во время очередного налета на продмаг, причем пытался отстреливаться от милиционеров и ранил двоих. В ноябре семеро учеников ремесленного училища взломали булочную и подчистую вымели хлеб. К моменту, когда их задержали, почти все было уже съедено.

Некоторые просто сходили с ума, еще один преступник перебил собственную семью топором ради продовольственных карточек. Наконец, в декабре в городе началось людоедство.

Патруль рабочего отряда

Многие спецсообщения ленинградской милиции просто невозможно читать без содрогания: «9 декабря с.г. в уборной общежития «Ленэнерго», в засорившейся фановой трубе, были обнаружены части тела, принадлежащие человеку. Было установлено, что в этом доме пропала гражданка Б., 1905 г.р., проживающая совместно с мужем - Б., 1905 г.р., работавшим до 1/Х11 с.г. водопроводчиком на тарной фабрике, сыном 16-ти лет, слесарем Кировского завода, и двумя племянницами, работницами ф-ки «Пролетарская Победа №2». В квартире Б. были обнаружены следы крови. Задержанный Б. сознался о том, что 6/Х11 с.г. убил свою жену, расчленил труп, части его варил и ел, а также давал есть сыну и племянницам. Сыну и племянницам Б. говорил, что купил и зарезал собаку, мясом которой их кормит».

По данным НКВД, за людоедство были арестованы в декабре 1941 года – 43 человека, в январе 1942 г. – 366 человек, феврале – 612, марте – 399, апреле – 300, мае – 326 человек.

Писатель Даниил Гранин позднее рассказывал в интервью: «Чтобы оценивать подобное, надо поставить себя на место того человека. Я знал женщину, у которой в блокаду умер маленький сын, осталась дочь. Она положила труп мальчика между окнами, чтобы мясо не портилось, и кормила этим свою дочь, и дочь осталась жива, но не знает об этом. Я не могу ни бросить камень в мать, ни сказать, что эта ситуация безнравственная».

Похороны ребенка

25 декабря пайки увеличили – до 350 грамм хлеба рабочим и до 200 всем остальным. Кажется, прибавка абсолютно незначительная. Но…

«25 числа меня подняли в 7 часов утра вестью – хлеба прибавили. Так долгожданная прибавка свалилась совсем без подготовки. Как-то сумели ее осуществить, избежав огласки и суматохи накануне, и люди узнали об этом, только придя утром в булочную. Трудно передать, в какое всенародное ликование превратилось это увеличение пайка, как много с этим было связано. Многие плакали от этого известия, и дело тут, конечно, не в одном хлебе… Как будто какая-то брешь открылась в глухой стене».

В январе 1942 года пайки увеличились вновь – до 400 грамм в день по рабочей продуктовой карточке. Однако именно январь и февраль стали пиковыми месяцами в смысле смертности. Людей, уже истощенных голодовкой, догоняли сопутствующие болезни, от цинги до сердечно-сосудистых заболеваний.

Перевоз тела умершего

Отметим, кстати, что голодали не все. Достоверных сведений о чрезвычайно хорошем питании Жданова, включавшем ананасы и персики, в действительности не имеется, однако в Ленинграде реально действовала система стационаров и столовых усиленного питания, и партийное руководство ею пользовалось. Действие этих учреждений распространялось не только на партийную верхушку: так, с января 1942 года при гостинице «Астория» действовал стационар для ученых и творческих работников. Не давая оценок, можно говорить о факте: партийному руководству Ленинграда голодная смерть никак не грозила. Отметим и то, что наиболее многочисленными «клиентами» спецстационаров были рабочие оборонных предприятий, а не партийцы.

Огромной проблемой стало поддержание в относительной норме санитарного состояния Ленинграда. Коллапс коммунальных служб привел к тому, что Ленинград тонул в нечистотах. Крысы часто добирались до трупов и даже раненых быстрее санитарных команд. По весне такая ситуация могла иметь катастрофические последствия.

Наиболее многочисленными «клиентами» столовых усиленного питания были рабочие оборонных предприятий, а не партийцы

Горсовет в конце марта 1942 года мобилизовал всех, способных передвигаться, на уборку, причем число участников доходило до 300 тысяч человек в день. Санитарный режим поддерживался драконовскими методами. По несколько месяцев тюрьмы получили, например, два человека за следующие правонарушения: один мочился из окна, другой выливал помои на улицу. В сложившихся условиях – вполне адекватное наказание. Отчаянными усилиями восстанавливали водопровод.

В городе – удивительно для осажденного и вымирающего с голоду мегаполиса – била ключом научная и культурная жизнь. От постоянных напоминаний этот факт несколько замылился и воспринимается как должное, но в действительности это поразительно и достойно восхищения. Седьмая симфония авторства добровольца городской пожарной охраны Шостаковича, написанная в блокаде, известна буквально каждому. Среди написанных во время блокады трудов можно встретить, например, «Обзор арабской географической литературы», созданный в перерывах между походами за водой и дровами.

Шостакович в пожарной форме

Востоковед Борис Пиотровский замечал: «Научная работа очень облегчала нам тяжелую жизнь. Те, у кого день был занят работой, легче переносили голод, чувство голода со временем переходило в физическое недомогание, мало похожее на желание есть в обычных условиях, и так же, как всякое недомогание, оно легче переносилось в работе. Мои научные статьи, написанные в Ленинграде зимой 1941–1942 гг., удовлетворяют меня более, чем некоторые из выполненных мной в мирной обстановке. И это понятно: в ту зиму можно было или не писать, или писать с большим подъемом, среднее исключив».

В Ботаническом институте отчаянно боролись за собственное собрание растений, ученые сохраняли редкие виды растений прямо у себя на квартирах в горшках. Само собой, люди науки занимались и более приземленными вещами. Университеты фактически превратились в курсы гражданской обороны, Ботанический институт кроме редких растений по весне начал культивировать вполне обычные овощи, медики старались оптимизировать курсы лечения и режим питания и т.д. По вопросам, касавшимся медицины, был создан Ученый совет при Ленгорздравотделе, который занимался изучением дистрофии, авитаминозов, сердечно-сосудистых заболеваний и прочих болезней голодных людей.

Ленинград стал местом, где разыгрывались очень простые и при этом совершенно чудовищные истории.

Одна из самых известных фотографий блокады – семья Опаховых на прогулке. Старухе с палочкой, Лоре, в действительности 13 лет. В центре – мать, Вероника Опахова. В 1942-м, когда пайки несколько увеличились и девочки смогли ходить, она начала выводить детей на прогулку – во-первых, чтобы заглушить мысли о еде, а во-вторых, по совету врачей – чтобы тренировать только вставшую на ноги Лору.

Семья Опаховых на прогулке

«Был период такой в декабре-январе, когда мы все легли, не было уже сил ни бороться, ни желания встать, ни желания что-либо делать. Двери в квартире были открыты настежь, входил кто хотел. И вот как-то раз пришла врач, я лежала, и все лежали, потому что мы уже потеряли всякие ощущения от такой жизни. Врач на меня так накричала, сказала, что по квартире мы должны ходить. Ух как она меня ругала! Это всё-таки был хороший очень доктор. Она ходила к нам изо дня в день, хотя и не надеялась, что мы выживем. В последнее время она мне говорила: «Что я могу? Разве только подписать акт о смерти».

Ко мне приходили из ЖАКТа, проверяли, жива ли Лора. Это потому, что в то время бывало, когда люди умирали, оставшиеся пользовались их карточками. Ну, и всегда удивлялись, что она вот лежит, но живёт. У неё было желание что-то иногда делать, что-то почитать, что-то пошить одной рукой, как-то приспособиться. И вот потом (я об этом говорила), когда наступила весна, пригрело солнышко, мы пошли гулять. Мне врач сказала: ходите, ходите, ходите, укрепляйте ноги. Ноги очень болели - после лежания долгого и после цинги».

У девочки на почве дистрофии развился паралич, и она медленно поправлялась. Много лет спустя она уже взрослой женщиной – рассказывала:

– По-моему, самое страшное – это когда человек всё время хочет есть, а есть ему нечего совершенно. А второе, когда ни руки, ни ноги не действуют, и не знаешь, будешь ли ты жить и действовать вообще. Врач приходила каждый день и смотрела, но я понимала, что она только проверяла, жива я или не жива.

– А помочь нечем было?

– Чем врач могла помочь? Она выписала шроты, ну, жмых, выжимки, которые были у нас в детской больнице, шротовое молоко. Но это всё было, конечно, несъедобное. У неё было две таких больных, как я, то есть я и ещё одна девочка.

– Это был голодный паралич?

– Паралич на почве дистрофии. Однажды она пришла и сказала, что моя «напарница» умерла.

– Она это вам сказала?

Трупы ленинградцев, пытавшихся пройти пешком через Ладожское озеро

– Нет, она сказала маме, но у меня слух хороший, и я слыхала, что она сказала за дверями в коридоре. Вроде того, что и со мной должно повториться. И когда на другой день она пришла и увидела, что я жива, она даже удивилась. А потом я встретила эту врачиху. Это после войны, наверно, в пятьдесят третьем году было. Мы шли, у меня ребенок уже был, маленький. Она маму спрашивает: «Как вы живёте? Как ваша семья, муж? Лора, конечно, умерла?» Я говорю: «Доктор! Я жива, у меня даже ребёнок на руках».

В семье Опаховых погиб только мужчина. Дирижер по гражданской профессии, он стал медиком на войне и был убит в бою. По меркам блокады эту историю можно назвать счастливой.

Ленинград вынес муки, находящиеся далеко за гранью представлений о возможном. Жители пережили испытание на прочность, которое невозможно вообразить. Первая военная зима и самые ужасающие жертвы осталась позади. Впереди оставались тяжелые и мучительные месяцы войны. Но город уже удержался на краю пропасти.

Сегодня в России отмечают 70-летие со дня освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Страшнее, чем бомбежки и артобстрелы в то время оказался голод, который косил людей тысячами. Весь ужас тех страшных дней вы сможете прочитать под катом.

Впереди меня стоял мальчик, лет девяти, может быть. Он был затянут каким-то платком, потом одеялом ватным был затянут, мальчик стоял промерзший. Холодно. Часть народа ушла, часть сменили другие, а мальчик не уходил. Я спрашиваю этого мальчишку: „А ты чего же не пойдешь погреться?“ А он: „Все равно дома холодно“. Я говорю: „Что же ты, один живешь?“ - „Да нет, с мамкой“. - „Так что же, мамка не может пойти?“ - „Да нет, не может. Она мертвая“. Я говорю: „Как мертвая?!“ - „Мамка умерла, жалко ведь ее. Теперь-то я догадался. Я ее теперь только на день кладу в постель, а ночью ставлю к печке. Она все равно мертвая. А то холодно от нее“.

«Блокадная книга» Алесь Адамович, Даниил Гранин

«Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина. Я купил ее когда-то в лучшем питерском букинисте на Литейном. Книга не настольная, но всегда на виду. Скромная серая обложка с черными буквами хранит под собой живой, страшный, великий документ, собравший воспоминания очевидцев, переживших блокаду Ленинграда, и самих авторов, ставших участниками тех событий. Читать ее тяжело, но хотелось бы, чтобы это сделал каждый…

Из интервью с Данилом Граниным:

«- Во время блокады мародеров расстреливали на месте, но также, я знаю, без суда и следствия пускали в расход людоедов. Можно ли осуждать этих обезумевших от голода, утративших человеческий облик несчастных, которых язык не поворачивается назвать людьми, и насколько часты были случаи, когда за неимением другой пищи ели себе подобных?

Голод, я вам скажу, сдерживающих преград лишает: исчезает мораль, уходят нравственные запреты. Голод - это невероятное чувство, не отпускающее ни на миг, но, к удивлению моему и Адамовича, работая над этой книгой, мы поняли: Ленинград не расчеловечился, и это чудо! Да, людоедство имело место…

- …ели детей?

Были и вещи похуже.

Хм, а что может быть хуже? Ну, например?

Даже не хочу говорить… (Пауза). Представьте, что одного собственного ребенка скармливали другому, а было и то, о чем мы так и не написали. Никто ничего не запрещал, но… Не могли мы…

Был какой-то удивительный случай выживания в блокаду, потрясший вас до глубины души?

Да, мать кормила детей своей кровью, надрезая себе вены».

«…В каждой квартире покойники лежали. И мы ничего не боялись. Раньше разве вы пойдете? Ведь неприятно, когда покойники… Вот у нас семья вымерла, так они и лежали. И когда уж убрали в сарай!» (М.Я.Бабич)

«У дистрофиков нет страха. У Академии художеств на спуске к Неве сбрасывали трупы. Я спокойно перелезала через эту гору трупов… Казалось бы, чем слабее, человек, тем ему страшнее, ан нет, страх исчез. Что было бы со мною, если бы это в мирное время, - умерла бы, от ужаса. И сейчас ведь: нет света на лестнице - боюсь. Как только люди поели - страх появился» (Нина Ильинична Лакша).

Павел Филиппович Губчевский, научный сотрудник Эрмитажа:

— Какой вид имели залы?

— Пустые рамы! Это было мудрое распоряжение Орбели: все рамы оставить на месте. Благодаря этому Эрмитаж восстановил свою экспозицию через восемнадцать дней после возвращения картин из эвакуации! А в войну они так и висели, пустые глазницы-рамы, по которым я провел несколько экскурсий.

— По пустым рамам?

— По пустым рамам.

Безвестный Прохожий - пример массового альтруизма блокады.

Он обнажался в крайние дни, в крайних обстоятельствах, но тем доподлинней его природа.

Сколько их было – безвестных прохожих! Они исчезали, вернув человеку жизнь; оттащив от смертельного края, исчезали бесследно, даже облик их не успевал отпечататься в мерклом сознании. Казалось, что им, безвестным прохожим,– у них не было никаких обязательств, ни родственных чувств, они не ждали ни славы, ни оплаты. Сострадание? Но кругом была смерть, и мимо трупов шли равнодушно, удивляясь своей очерствелости.

Большинство говорит про себя: смерть самых близких, дорогих людей не доходила до сердца, срабатывала какая-то защитная система в организме, ничто не воспринималось, не было сил отозваться на горе.

Блокадную квартиру нельзя изобразить ни в одном музее, ни в каком макете или панораме, так же как нельзя изобразить мороз, тоску, голод…

Сами блокадники, вспоминая, отмечают разбитые окна, распиленную на дрова мебель - наиболее резкое, необычное. Но тогда по-настоящему вид квартиры поражал лишь детей и приезжих, пришедших с фронта. Как это было, например, с Владимиром Яковлевичем Александровым:

«- Вы стучите долго-долго - ничего не слышно. И у вас уже полное впечатление, что там все умерли. Потом начинается какое-то шарканье, открывается дверь. В квартире, где температура равна температуре окружающей среды, появляется замотанное бог знает во что существо. Вы вручаете ему пакетик с какими-нибудь сухарями, галетами или чем-нибудь еще. И что поражало? Отсутствие эмоционального всплеска.

И даже если продукты?

Даже продукты. Ведь у многих голодающих уже была атрофия аппетита».

Врач больницы:

— Помню, привезли ребят-близнецов… Вот родители прислали им маленькую передачу: три печеньица и три конфетки. Сонечка и Сереженька - так звали этих ребятишек. Мальчик себе и ей дал по печенью, потом печенье поделили пополам.

Остаются крошки, он отдает крошки сестричке. А сестричка бросает ему такую фразу: «Сереженька, мужчинам тяжело переносить войну, эти крошки съешь ты». Им было по три года.

Три года?!

Они едва говорили, да, три года, такие крошки! Причем девочку потом забрали, а мальчик остался. Не знаю, выжили они или нет…»

Амплитуда страстей человеческих в блокаду возросла чрезвычайно - от падений самых тягостных до наивысших проявлений сознания, любви, преданности.

«…В числе детей, с которыми я уезжала, был мальчик нашей сотрудницы - Игорь, очаровательный мальчик, красавец. Мать его очень нежно, со страшной любовью опекала. Еще в первой эвакуации говорила: «Мария Васильевна, вы тоже давайте своим деткам козье молоко. Я Игорю беру козье молоко». А мои дети помещались даже в другом бараке, и я им старалась ничего не уделять, ни грамма сверх положенного. А потом этот Игорь потерял карточки. И вот уже в апреле месяце я иду как-то мимо Елисеевского магазина (тут уже стали на солнышко выползать дистрофики) и вижу - сидит мальчик, страшный, отечный скелетик. «Игорь? Что с тобой?» - говорю. «Мария Васильевна, мама меня выгнала. Мама мне сказала, что она мне больше ни куска хлеба не даст». - «Как же так? Не может этого быть!» Он был в тяжелом состоянии. Мы еле взобрались с ним на мой пятый этаж, я его еле втащила. Мои дети к этому времени уже ходили в детский сад и еще держались. Он был так страшен, так жалок! И все время говорил: «Я маму не осуждаю. Она поступает правильно. Это я виноват, это я потерял свою карточку». - «Я тебя, говорю, устрою в школу» (которая должна была открыться). А мой сын шепчет: «Мама, дай ему то, что я принес из детского сада».

Я накормила его и пошла с ним на улицу Чехова. Входим. В комнате страшная грязь. Лежит эта дистрофировавшаяся, всклокоченная женщина. Увидев сына, она сразу закричала: «Игорь, я тебе не дам ни куска хлеба. Уходи вон!» В комнате смрад, грязь, темнота. Я говорю: «Что вы делаете?! Ведь осталось всего каких-нибудь три-четыре дня, - он пойдет в школу, поправится». - «Ничего! Вот вы стоите на ногах, а я не стою. Ничего ему не дам! Я лежу, я голодная…» Вот такое превращение из нежной матери в такого зверя! Но Игорь не ушел. Он остался у нее, а потом я узнала, что он умер.

Через несколько лет я встретила ее. Она была цветущей, уже здоровой. Она увидела меня, бросилась ко мне, закричала: «Что я наделала!» Я ей сказала: «Ну что же теперь говорить об этом!» - «Нет, я больше не могу. Все мысли о нем». Через некоторое время она покончила с собой».

Судьба животных блокадного Ленинграда - это тоже часть трагедии города. Человеческая трагедия. А иначе не объяснишь, почему не один и не два, а едва ли не каждый десятый блокадник помнит, рассказывает о гибели от бомбы слона в зоопарке.

Многие, очень многие помнят блокадный Ленинград через вот это состояние: особенно неуютно, жутко человеку и он ближе к гибели, исчезновению от того, что исчезли коты, собаки, даже птицы!..

«Внизу, под нами, в квартире покойного президента, упорно борются за жизнь четыре женщины - три его дочери и внучка, - фиксирует Г.А.Князев. - До сих пор жив и их кот, которого они вытаскивали спасать в каждую тревогу.

На днях к ним зашел знакомый, студент. Увидел кота и умолял отдать его ему. Пристал прямо: «Отдайте, отдайте». Еле-еле от него отвязались. И глаза у него загорелись. Бедные женщины даже испугались. Теперь обеспокоены тем, что он проберется к ним и украдет их кота.

О любящее женское сердце! Лишила судьба естественного материнства студентку Нехорошеву, и она носится, как с ребенком, с котом, Лосева носится со своей собакой. Вот два экземпляра этих пород на моем радиусе. Все остальные давно съедены!»

Жители блокадного Ленинграда со своими питомцами

«В одном из детских домов Куйбышевского района произошел следующий случай. 12 марта весь персонал собрался в комнате мальчиков, чтобы посмотреть драку двух детей. Как затем выяснилось, она была затеяна ими по «принципиальному мальчишескому вопросу». И до этого были «схватки», но только словесные и из-за хлеба».

Завдомом тов. Васильева говорит: «Это самый отрадный факт в течение последних шести месяцев. Сначала дети лежали, затем стали спорить, после встали с кроватей, а сейчас - невиданное дело - дерутся. Раньше бы меня за подобный случай сняли с работы, сейчас же мы, воспитатели, стояли, глядя на драку, и радовались. Ожил, значит, наш маленький народ».

В хирургическом отделении Городской детской больницы имени доктора Раухфуса, Новый год 1941/42 г.