КЛЯНУСЬ Аполлоном врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей1 и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении2 сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно также я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом3. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.
Чтобы при лечении - а также и без лечения - я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной4. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому5.

Коментарии:

1. Аполлон считался в послегомеровское время врачом богов. Асклепий, Ασκληπιός, римск. Aesculapius, Эскулап, сын Аполлона, бог врачебного искусства; Гигиея, Ύγεία и Ύγίεια, дочь Асклепия, богиня здоровья (отсюда наша гигиена); ее изображали цветущей девушкой с чашей, из которой пила змея. Панакея, Πανάκεια, всеисцеляющая, другая дочь Асклепия; отсюда панацея, лекарство от всех болезней, которое искали средневековые алхимики.

2. Здесь перечисляются виды преподавания. Наставления, παραγγελίαι, praecepta, заключали в себе, может быть, общие правила врачебного поведения и профессии, если судить по одноименной книге Гиппократова сборника, помещенной в этом издании. Устное преподавание, ακροασις, состояло, вероятно, в систематических чтениях по различным отделам медицины. По крайней мере во времена Аристотеля так назывались лекции, которые он читал слушателям и которые потом в обработанном виде издавались; такова, например, его Физика. Φυσική ακρόασις. «Все остальное» включало в себя, вероятно, практическую часть преподавания у постели больного или операционного стола.

3. Эта фраза всегда вызывала у комментаторов некоторое недоумение, почему врач не должен был производить литотомии (λιθοτομία) - операции, давно известной у египтян и греков. Проще всего, конечно, ответить в согласии с текстом, что операцию эту производили особые специалисты, как это было в Египте и на Западе в конце средних веков; вероятно, они также были объединены в особые организации и владели секретами производства, и организованный врач не должен был вторгаться в чужую область, в которой не мог быть достаточно компетентным, не роняя своего престижа. Предполагать, что операция эта или даже вообще все операции были ниже достоинства врача и предоставлялись низшему врачебному сословию, - нет никаких оснований; Гиппократов сборник достаточно опровергает это. Но еще в XVII веке Моро (René de Moreau) переводил ού τεμεω «не буду кастрировать», так как глагол этот имеет и такое значение, и совсем недавно эту версию защищал не кто иной как Гомперц (Gomperz, Gr"echische Denker, Lpz., 1893, I, 452). Он переводит: «Я не буду кастрировать даже тех, которые страдают каменным утолщением (яичка)». Версия эта, конечно, во всех смыслах маловероятна, и была опровергнута Гиршбергом (Нirsсhbеrg, 1916, см. Кörner, 1. c., р. 14).

4. Запрещение врачу, давшему клятву, разглашать чужие тайны, пройдя через века, превратилось в русском и германском законодательствах в закон, карающий за разглашение тайн, с которыми врач ознакомился при своей профессиональной деятельности. Но мало-мальски внимательное чтение показывает, что в клятве вопрос ставился шире: нельзя вообще разглашать компрометирующие вещи, виденные или слышанные не только в связи с лечением, но и без него. Цеховой, организованный врач не должен быть злостным сплетником: это подрывает доверие общества не только к нему, но и ко всей данной корпорации.

5. Привожу для сравнения «факультетское обещание», которое в прежнее время, после удовлетворительной защиты диссертации и провозглашения диссертанта доктором, читалось ему деканом факультета и которое новый доктор подписывал. Оно же печаталось на обратной стороне диплома. «Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукой права врача и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю. Обещаю во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказываемого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способствовать всеми силами ее процветанию, сообщая ученому свету все, что открою. Обещаю не заниматься приготовлением и продажей тайных средств. Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не оскорблять их личности; однако же, если бы того потребовала польза больного, говорить правду прямо и без лицемерия. В важных случаях обещаю прибегать к советам врачей, более меня сведущих и опытных; когда же сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость их заслугам и стараниям».

В приведенном обещании можно различить 3 части, каждая из которых имеет своим первоисточником Гиппократов сборник. Из них первая, имеющая своим предметом больного, непосредственно примыкает к «Клятве». Вторая - о врачебных секретах и тайных средствах - является отзвуком той борьбы, которую греческие врачи V в. вели со всякого рода шарлатанством. В частности, фраза: «....сообщая ученому свету все, что открою» представляет пересказ фразы: «они отдают в общее сведение все, что приняли от науки», которая характеризует мудрого врача в книге «О благоприличном поведении», гл. 3. И, наконец, третья часть об отношении врача к коллегам и консультации довольно близко передает то, что можно прочесть в «Наставлениях», гл. 8.

Для сравнения приведу современную клятву российского врача:

"Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь:
честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека;
быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, хранить врачебную тайну, внимательно и заботливо относиться к пациенту, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств;
проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии;
хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам, способствовать их профессиональному росту;
доброжелательно относиться к коллегам, обращаться к ним за помощью и советом, если этого требуют интересы пациента, и самому никогда не отказывать коллегам в помощи и совете;
постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины."

НИ ТАМ НИ ТАМ НЕ НАПИСАНО, ЧТО ОБ ВРАЧА МОЖНО НОГИ ВЫТИРАТЬ!!!

Контент 14+ Наверное, каждому выпускнику медицинского вуза рано или поздно приходилось слышать нечто вроде: «Ну, ты же клятву Гиппократа давал!» Как правило, такие высказывания относятся к части врачебных обязанностей, а не прав, поскольку в общественном сознании нередко врач - это человек, безвозмездно оказывающий медицинскую помощь, и этим его роль в обществе ограничивается. Однако в реальной жизни всё по-другому: и клятва сейчас не та, и обязанности даже в античном варианте справедливо уравновешены правами… Об этом подробнее.

Перекроено, перешито

Удивительно, но на самом деле авторство первого текста врачебной клятвы вовсе не принадлежит Гиппократу. Дело в том, что лекарские династии, полагавшие себя потомками бога медицины Асклепия, передавали из поколение в поколение похожие обеты в течение долгих веков. Гиппократ тоже принадлежал врачебной семье, и в III веке до нашей эры знаменитый врач не придумал, а в лучшем случае только записал устную традицию. Некоторые историки вообще полагают, что клятва была просто приписана к последующим изданиям его трудов, чтобы придать им дополнительную авторитетность. Тем не менее, термин «клятва Гиппократа» устоялся.

Изначальный вариант, звучавший на ионийском диалекте древнегреческого языка, был многократно переведён на другие языки, и адаптирован к реалиям каждой отдельной страны в разное историческое время. Даже несмотря на то, что древнегреческие врачи призывали в свидетели весь олимпийский пантеон (Аполлона, Асклепия, Гигиею, Панацею и всех остальных богов и богинь), христианский мир оценил высокую планку нравственности, предложенную античными коллегами, и после небольшого редактирования текста укоренившаяся издревле традиция была помилована.

Самая знаменитая международная редакция клятвы была принята в 1948 году генеральной Ассамблеей Международной медицинской ассоциации в рамках так называемой Женевской декларации. Годом спустя на её основе был сформулирован Международный кодекс медицинской этики, которого и поныне придерживается мировое медицинское сообщество.

В нашей стране в 1971 году появилась своя отредактированная версия - «Присяга врача Советского Союза», затем в середине 90-х была внедрена «Клятва российского врача», которую, наконец, в 1999 году сменила современная версия - «Клятва врача России». Именно её в торжественной обстановке дают выпускники медвузов, а после подтверждают своей подписью.

Географические различия весьма многообразны: израильские врачи приносят свою особую присягу, поскольку клясться именем Бога, по примеру античных язычников, им не позволяет религия, однако в остальных деталях древняя клятва сохранена почти полностью. В большинстве государств Европы и в странах Северной Америки 7 лет назад текст клятвы был заменён «профессиональным кодексом». Интересно, что в США действие врачебной клятвы законодательно ограничено, и незнание специфики может привести врача даже к уголовному преследованию: медицинская помощь террористам, как реальным, так и потенциальным, признана незаконной.

Что устарело?

Времена идут, но принципы гуманности, сформулированные более 2 тыс. лет назад, казалось бы, могли остаться неизменными. Во многом это действительно так, однако есть специфика. Что же в знаменитой клятве Гиппократа не соответствует современной действительности? Во-первых, конечно, античные боги: их культ остался достоянием истории. Далее, оригинал клятвы обязует врача «почитать учителя наравне с родителями, делиться с ним своим достатком… помогать в нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора». В наше время такой подход кажется романтичным, однако пиетет перед семьёй учителя несколько старомоден.

Читаем дальше: «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла». Эвтаназия в современном мире (умерщвление неизлечимо больного и страдающего человека по его просьбе) - горячо обсуждаемый этический вопрос, но кое-где она уже законодательно разрешена: это Бельгия, Голландия и штат Орегон (США).

Давая клятву Гиппократа, врач обещал: «не вручу никакой женщине абортивного пессария». Вопрос тоже очень связан с моральной составляющей, однако сегодня в большинстве стран мира аборты в определённом сроке беременности разрешены по желанию женщины, социальным и/или медицинским показаниям. Кстати, в российском медицинском сообществе сейчас широко обсуждают, насколько этично акушеру-гинекологу отказываться от выполнения процедуры аборта по собственным религиозным соображениям. И похоже, общественное мнение склоняется в сторону «этично», и остаётся только решить вопрос, должен ли такой специалист продолжать работу в этой отрасли медицины…

Затем, Гиппократ не был хирургом, а занимался терапией. Возможно, именно поэтому в его клятве значилось: «Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом». В современном мире тысячам пациентов камни из внутренних органов успешно извлекают именно оперативным путём.

«В какой бы дом я ни вошел, - произносил врач, дающий клятву, - я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами». Пожалуй, такая формулировка актуальна и по сей день - если исключить упоминание о рабах.

Ценная работа

Любой студент медицинского вуза, прослушавший хотя бы краткий курс по предмету «организация здравоохранения», чётко представляет себе, что бесплатной медицины не бывает. И в этом нет ничего удивительного: ведь откуда-то должны браться средства для покупки лекарств, оборудования и расходных материалов, для ремонта больницы и конечно для выплаты достойных зарплат персоналу. Часть этих расходов может брать на себя государство в рамках программ обязательного медицинского страхования, оставшиеся обычно покрываются или добровольными страховками граждан, или непосредственно за счёт пациентов. Странный образ «врача-бессеребренника» не имеет ничего общего с реальностью - да и никогда не имел. В оригинальной клятве Гиппократа указано, что врач обязан бесплатно оказывать помощь только коллегам-врачам и членам их семей. В ряде старинных трактовок текста клятвы подчёркнуто даже, что врачу вовсе не следует оказывать помощь беднякам, не способным заплатить за лечение, поскольку в таком случае обилие страждущих попросту разрушит врачебный бизнес. В клятве, названной именем Гиппократа, говорится только: «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». И это всё, что сказано по принципу «не навреди», но о том, что врач обязан лечить бесплатно, нет ни слова.

В Древней Греции большинство эскулапов получали от пациентов достаточно крупные суммы, чтобы жить лучше, чем, например, архитекторы, и известна пара историй о самом Гиппократе, который отказывался лечить несостоятельных больных. Тем не менее, в своём труде «Наставления» он предлагает находить индивидуальный подход к разным пациентам: «Я советую, чтобы ты не слишком негуманно вёл себя, но обращал внимание как на изобилие средств (у больного), так и на их умеренность, а иногда лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы». Как мы видим, Гиппократ рекомендует лечить даром лишь иногда.

Известно, что одними морально-этическими принципами сыт не будешь. Именно поэтому известный офтальмолог Святослав Федоров в конце «лихих» 90-х сказал: «Клятва Гиппократа - это все фикция… Есть реальная жизнь - кушать нужно каждый день, квартиру иметь, одеваться. Думают, что мы какие-то ангелы летающие. Ангел, получающий зарплату в 350 рублей? Сегодня в России полтора миллиона таких бедняков с высшим образованием, интеллектуальных рабов. Требовать, чтобы медицина хорошо работала в этих условиях - абсурд!» И хотя сегодня зарплаты врачей всё-таки немного выше, чем в 90-х, однако до сих пор даже уборщики зачастую получают больше… И попрекать наших докторов клятвой Гиппократа, которую они и не давали вовсе - есть в этом что-то бессмысленное.

Что важнее клятвы?

Как правило, по окончании госэкзаменов выпускников медвуза собирают в большом зале и зачитывают им клятву врача России, а те повторяют. Однако части вчерашних студентов при этом может вообще не быть в зале: если они, например, накануне засиделись допоздна, отмечая конец шестилетнего учебного марафона… Сейчас даже подпись о том, что дана клятва, не обязательна. Тем не менее, есть кое-что юридически более значимое, чем торжественные обеты. Врачебная деятельность не только подпитывается этическими соображениями, но также связана выполнением ряда очень конкретных профессиональных обязательств и регламентирована в том числе Уголовным кодексом. И если дело всё-таки дойдёт до суда, то скорее всего, о клятве Гиппократа, канувшей в века, уже никто не вспомнит: будут проблемы посерьёзнее…

Мы привыкли восхищаться Клятвой Гиппократа, хотя мало кто читал ее целиком, и еще меньше знают о том, что она называется просто Клятва, реже – Клятва врача.

Страшная клятва Гиппократа

Удивление приносит знакомство с древним памятником греческой письменности, входящим в так называемый Гиппократов корпус . Высокая этика этого текста остается современной – не случайно все присяги и клятвы, которые приносят молодые врачи-выпускники, основаны на этом древнем тексте. И о достойном отношении к пациенту говорится там, и о почитании научившего тебя медицинскому искусству, и о целомудрии во всех смыслах…

Только одно ускользает от нашего современного сознания – если бы эта Клятва выполнялась во всём ее древнем смысле, не стали бы врачами ни Антон Павлович Чехов, ни Николай Александрович Вельяминов, ни Михаил Афанасьевич Булгаков, ни Лука Войно-Ясенецкий. Причина проста – Клятва гласит: «Наставления, устные уроки и всё остальное в учении я клянусь сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому».

Это подметил крупный исследователь Гиппократова корпуса Людвиг Эдельштейн, совершивший, кстати, в середине XX века переворот в подходе к истории античной медицины. Он сломал многие сложившиеся в XVII–XIX веках стереотипы восприятия места и роли античного врача в обществе.

Врач греческой древности – это не богатый, украшенный перстнями человек, это странник, с посохом идущий по дорогам, небогатый периодевт. Это ремесленник. И искусство врачевания называется techne iatrike – подобно искусству горшечника.
Итак, ты можешь стать врачом только в том случае, если твой отец – врач.

К счастью, эта клятва рода асклепиадов, потомков Асклепия, таинственного бога-героя, победителя смерти и врача, очень быстро потеряла этот первоначальный смысл.

Гиппократ

Бунт Галена

В семье зажиточного пергамца, известного архитектора Никона – горе. Упрямый единственный сын – «Нравом в мать!», восклицает в горести Никон – не желает более учиться отцовскому искусству.

«Чего же ты хочешь, дитя мое?» – вопрошает усталый Никон. «Хочу учиться на врача!» – отвечает юноша сквозь слезы. «Этого еще не хватало!» – кричит в сердцах Никон, швыряя дифрос, маленький табурет, в угол. Раб-сириец ловко уворачивается, и дорогая египетская ваза разлетается на осколки.

Юноша в слезах убегает в свою спальню, Никон приказывает высечь раба, пытается сосредоточиться на хозяйственных книгах – но от расстройства все валится из рук. Усталый, измученный многодневной домашней войной, он возжигает светильники перед статуями богов и, конечно, перед статуей покровителя их города, Асклепия Пергамского, и ложится спать, призывая судьбу-Тюхе быть милостивой к нему, несчастному архитектору…

Наступает ночь. Созвездие Асклепия-Змееносца сияет над Пергамом, над храмом Асклепия, над медицинской школой при нем, над домом многострадального Никона…

«Никон!» – говорит некий муж в белом одеянии. – «Ты поступаешь против воли богов!»

Никон ворочается на своем беспокойном ложе, но не просыпается. «Отдай сына в мою семью, Никон! – говорит божественный гость. – Его удел – среди асклепиадов!»

Так в Пергамском асклепейоне во II веке нашей эры появился новый ученик, слава которого дошла до Рима и пережила два тысячелетия. Сын архитектора Никона, – придворный врач римского императора Марка Аврелия, а затем и его сына Коммода. Врач, которого почитали и в античности, и в cредние века в Европе и на арабском Востоке. Имя его не забыто и теперь. А кто помнит его однокашников из врачебных семей?

Клавдий Гален

Потомственные монахи-художники эпохи Возрождения

Всем известна история любви отца реформации августинианца-монаха Мартина Лютера и монахини Катарины, принесшая на свет шестерых детей. Но менее известна история монаха Филиппо и монахини Лукреции, истинных чад эпохи Возрождения. Фра Филиппо, сирота, воспитанный монахами и принявший в пятнадцать лет монашество, выкрал из монастыря монахиню Лукрецию, ставшую матерью его детей, в том числе талантливого Филиппино.

Папа Римский по ходатайству Козимо Медичи всё-таки признал этот брак законным, освободив супругов от монашеских обетов. Филиппино рано осиротел и стал учеником Ботичелли, одна из известнейших его картин – «Видение святого Бернарда» в Бадиа во Флоренции. Самые знаменитые работы Филиппо находятся в соборе города Прато.

Мимесис и рыжий Сашка

С древних времен обучение состояло в подражании – по-гречески «мимесис». Ученик должен был стать, «как учитель его» (Мф. 10:25), будь то обучение Торе при ногах Гамалиила, как было в жизни Павла, или плотницкому мастерству, как было в жизни отрока Иисуса из Назарета, названного сына Иосифа. Тысячи и тысячи сыновей учились ремеслу от своих отцов и передавали выученное дальше.

«Древний мир… верно хранил предание, традицию. Отец мог оставить поэму сыну, чтобы тот ее окончил, как мог оставить возделанную землю. Возможно, «Илиаду» создал кто-то один; быть может – целая сотня людей. Но помните: тогда в этой сотне было больше единства, чем сейчас в одном человеке. Тогда город был как человек. Теперь человек – как город, объятый гражданской войною », – писал Честертон.

Кажется, эта традиция древнего мира сохранилась в семьях скрипичных дел мастеров. В итальянском городе Кремоне с 1097 года упоминается род Амати, но впервые это имя зазвучало на весь мир, когда молодой Андреа Амати, еще двадцатишестилетний молодой человек, уже стал ставить свое родовое имя на свои инструменты.

Вместе с братом Антонио они открыли мастерскую и творили в ней то, что потом будут называть «классической скрипкой» – круто закругленная головка, не очень выпуклые деки, узкая талия, удлиненные и изящные пропорции.

Впервые они обратили внимание на выбор древесины для скрипки – только клен и ель брали они, а особый лак был вторым секретом того, отчего скрипка пела, словно дева-итальянка с голосом сопрано. Эти скрипки были в числе скрипок короля, и немногие богачи могли позволить себе их иметь.

Андреа и Антонио стали основателями великой скрипичной династии – их сыновья были так же гениальны, как отцы, но чума унесла всю семью в могилу, едва не прервав род Амати навсегда. И внук Андреа – Никола, единственный выживший, продолжил завещанное ему.

Но ему было суждено нечто большее, чем стать воскресителем рода Амати – скрипичных дел мастеров. В его школе родились основатели других великих школ, он стал, как источник, из которого разбегаются десятки полноводных, сильных рек – Руджери, Гранчино, Санто Серафин…

Один из его учеников – носящий имя его славного деда, Андреа, и фамилию Гварнери, основал новую школу, а уже его внук, самый знаменитый из Гварнери, Джузеппе, получит эпитет Дель Джезу – «Иисусов»: он всегда подписывал скрипки тремя греческими буквами, иота-эта-сигма, IHC – акронимом Спасителя.

Второй ученик Амати известен всем. Это Антонио Страдивари, проживший долгую и счастливую жизнь, чьи скрипки пели звонче и веселее скрипок Амати, и чей секрет никогда не будет разгадан – грунт ли, лак ли дают скрипкам его удивительный голос? Или так поет душа неродного наследника великого Амати, достроившая город, допахавшая поле, допевшая песню?

Антонио Страдивари

Стоит отметить, что когда Константин Третьяков подарил Московской консерватории в XIX веке коллекцию смычковых инструментов мастеров Амати, Гварнери и Страдивари, он сделал это с одним, но строгим условием: эти инструменты предназначались для употребления беднейшими учениками… Династия может родиться не от плоти и крови, но и от бескорыстия-любви учителя и от доверия-любви ученика…

Но в том же XIX веке после дуэли на Черной речке сыновья не допишут поэмы русского Гомера – и он, пожалуй, сам не представлял это возможным. Пушкин писал в письмах жене о любимом сыне Сашке: «Да, в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него! …Не дай Бог ему идти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плеть обуха не перешибет… »

Родословие по Матфею

Когда читаешь один из самых, пожалуй, непонятных отрывков Нового Завета – родословие Христа у евангелиста Матфея, невольно вовлекаешься в восторг повествователя, повторяющего – «четырнадцать, четырнадцать, четырнадцать родов!»

И потом уже понимаешь, что это – радость о Мессии-Давиде, и его число – четырнадцать – с умыслом образовано в родословной, а вернее, кратком богословском трактате Матфея. Да, Иисус – Давид, Давид и Давид! И Он – от плоти и крови Авраама и Исаака, Иорама и Иоафама, Авиуда и Азора – поколений и поколений давидидов. Он – корень и потомок Давида, и этим всё сказано!

Всё? Но, заканчивая родословие на ликующем «пришел Давид!», евангелист словно перебивает себя и говорит (по-гречески это звучит значительно ярче): «А что касается Рождества Иисуса Христа, то оно было так».

И родословие, генеалогия генезиса-бытия Бога с людьми вырывается за рамки человеческих ступеней, по которым тяжко шагает к надежде поколение за поколением, Авраам и Исаак, Авиуд и Азор – «не получая обещанного» (Евр. 11:39). Бог действует совершенно свободно, и Иисус рождается наперекор всем планам и расчетам – но тогда зачем Овид и Иессей? Зачем династии праведников книги Бытия и так ярко напоминающее их родословие Евангелия от Матфея?

Но пути Бога во Христе – пути парадокса.

Сын плотника и плотник по ремеслу Сам – как несхож Иисус с Иоанном Предтечей, Своим троюродным братом, сыном священника, впитавшего с ранних лет традицию, передающуюся от отца к сыну со времен Аарона и Моисея, и благороднейшая черта людей этой династии – ревность по Боге, до смерти – своей ли, чужой ли…

И приходит к Нему на Иордан неузнанный младший брат – сколько таких младших родственников в восточных бедных селениях, Бог весть! Иоанн совершает крещение и узнает Того, Кто будет учить не тому, что постиг в мимезисе от учителя через поколения и поколения, а будет учить «со властью», то есть напрямую от Бога, минуя династии и родословия наставников.

Он, Иисус, Сын Божий, Сын Человеческий, словно действует вне династий, родословий и самой традиции – хотя на одежде Его пришиты кисточки-цицит, а после крестной смерти Он будет завернут в плащаницу-тахрихим – как все сыны Израилевы.

Он словно не был в традиции – и это привело Его на Крест, но Он был в ней настолько, что подорвал все родословия и генеалогии изнутри, как разорвалось небо над Иоанном, как разорвалась храмовая завеса в день Его распятия.

И поэтому в Его новое родословие пришли разные люди от пределов земли, не от рода Авраама, а сирофиникияне, греки, римляне, славяне и азиаты. Потому что Он теперь, Воскресший, может любого чужого сделать братом, любого непохожего – научить тому, как слышать Отца…

Непотомственные гении – русские писатели

Удивительно, но великие творцы русской литературы – литературы, открывшей и открывающей миру Христа Страждущего, Христа Кроткого, Христа Неузнанного и Узнаваемого, были вне литературных династий. Словно им, как некогда Саулу, было слово от Духа – и вот, дворяне отчего-то «стали писать», хотя им-то это, на простой житейский взгляд, зачем было?

Не из семей писателей вышли Достоевский, Толстой, Тургенев, и не рассчитывали они на то, что их дети закончат неоконченные романы. Здесь – тайна исхода из династии, сродни тайне Авраама, уводящего Исаака на гору Мориа. Исааку не дано прожить жизнь, похожую на бурную жизнь своего отца, не дано узнать тайну поднятого меча над жертвой всесожжения…

Смерть доктора Боткина

Четвертый сын Сергея Петровича Боткина, Евгений, пробовал искать свой путь, поступив на физико-математический факультет Петербургского университета, но проучился там всего лишь год и стал врачом, как и его знаменитый отец, закончив с отличием Военно-медицинскую академию.

Научная и медицинская карьера его – поистине головокружительны. После командировки за границу в Гейдельберг и Берлин он защищает диссертацию, посвященную своему отцу – его первому наставнику и вдохновителю. Оппонентом его выступает сам великий Павлов.

Наступает 1917 год. Доктора Боткина вызывают на допрос.

«Слушайте, доктор, революционный штаб решил вас отпустить на свободу. Вы врач и желаете помочь страдающим людям. Для этого вы имеете у нас достаточно возможностей. вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против вас ».

…Этот Боткин был великаном. На его лице, обрамленном бородой, блестели из-за толстых стекол очков пронизывающие глаза. Он носил всегда форму, которую ему пожаловал государь. Но в то время, когда Царь позволил себе снять погоны, Боткин воспротивился этому. Казалось, что он не желал признавать себя пленником.

«Мне кажется, я вас правильно понял, господа. Но, видите ли, я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы всё же должны это понять».

«Для чего вы жертвуете собой для… ну, скажем мы, для потерянного дела?» «Потерянное дело? – сказал Боткин медленно. Его глаза заблестели. – Ну, если Россия гибнет, могу и я погибнуть. Но ни в коем случае я не оставлю царя!» (*)

Для доктора Боткина был выбор – продолжить традиции династии врачей, дело своего отца-врача – или умереть смертью неудачника с другими неудачниками. Но не случайно его отец – и врач, и христианин – дал ему имя Евгений – «благородный». Евгений продолжил традицию отца-христианина и остался великим врачом, достойным своей династии.

Лейб-медик Е.С. Боткин с дочерью Татьяной и сыном Глебом. Тобольск. 1918 год

Евгений Боткин был расстрелян в ночь с 16 на 17 июля 1918 года вместе со своими пациентами – взрослыми и детьми из династии Романовых…

Вопреки всякой безнадежности, совершается чудо – династия русских врачей сливается с династией русских царей, становясь династией мучеников Христовых и обретя себя в Сыне Давидовом, Сыне Божием, Сыне Марии….

(*) По И. Л. Мейер, «Как погибла Царская Семья»

Вы прочитали статью Страшная клятва Гиппократа . Читайте также.

История медицины Е. В. Бачило

10. «Клятва Гиппократа»

10. «Клятва Гиппократа»

Особое место во врачебном деле Древней Греции занимала «Клятва Гиппократа», или «Клятва будущего врача», которую давал каждый, закончивший свое обучение медицинскому ремеслу поприще. «Клятва» не была придумана Гиппократом, он лишь обобщил в единый текст все ее основные черты, которые существовали задолго до его врачебной практики. Литературное же оформление она впервые получила все в той же Александрийской библиотеке в III в. до н. э.

Любая клятва того времени предполагала поддержку богов, которые должны были стать первыми карателями в случае клятвопреступления. Врачебная клятва содержала в себе упоминания о богах, имевших прямое отношение к медицинскому искусству, и тех, кто им занимался. Это были Аполлон, Асклепий, Гигиея, Панакея. Имеются предположения, что свое название «Клятва Гиппократа» получила еще и потому, что в ней упоминается Асклепий, предок Гиппократа II Великого в семнадцатом колене.

Давая «Клятву» в конце своего обучения, врач обеспечивал себе доверие со стороны общества и предоставлял гарантию высокого уровня профессионализма. «Клятва» в переводе с древнегреческого звучит следующим образом: «Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, ученые уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвою по закону медицинскому, но никому другому.

Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного замысла и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного кессария.

Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, несправедливого и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».